Неизвестный Булгаков. На свидании с сатаной - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Воробьевский cтр.№ 4

«Хотя черный маг во время подписания акта со стихийным демоном может быть полностью убежден в своей силе и способности контролировать бесконечные силы, которые ему даются в распоряжение, часто мага очень быстро обманывают. Пройдет немного лет, а он уже будет устремлять все свои усилия на самосохранение. Мир ужаса, в который он себя вверг из-за своей жадности, приближается каждый день, и, наконец, он обнаруживает себя на краю водоворота, ожидая всякий раз, что его поглотит пучина. Боясь умереть… маг совершает преступление за преступлением из стремления продлить свое несчастное земное существование» (цит. по: Мэнли П. Холл. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии». Т. II. Новосибирск, 1992).

Нет, неспроста «счастливчик» заговорил о «несчастном земном существовании» мага.

Со знанием дела написано. Со всей психологической убедительностью.

(Характерно, как в Германии в 1932 году решили отметить память Гёте. «Примерно за полтора года до описываемых событий знаменитый английский «охотник за привидениями» Гарри Прайс вдруг объявил, что нашел немецкую рукопись XV века, которая будто бы послужила для Гёте источником сцен ведьмовского шабаша на Брокене. Среди прочего манускрипт содержал описание некромантического ритуала превращения белого козла в юное человеческое создание «непревзойденной красоты». Узнав об открытии Прайса, организаторы мероприятий в ознаменование 100-летия смерти Гёте стали настойчиво приглашать его в Грац, дабы там, вблизи горы Брокен, провести сеанс черной магии. Прайс тянул время, искал благовидные предлоги для отказа. И все же в июле ему пришлось приехать в Грац. Вслед за ним туда съехались из разных стран журналисты, съемочные группы киностудий и энтузиасты паранормальных явлений. Сеанс закончился полным конфузом. Невзирая на замысловатые латинские заклинания, козел не пожелал превращаться. Позор Прайса запечатлели кинодокументалисты Европы и Америки». («Совершенно секретно». № 7, 2003). Каково было разочарование европейцев XX века! Дьявол не явился! Хотя на самом деле он был уже рядом. Близился 1933 год.)

А вот еще эпизод из жизни Фауста: «… францисканскому монаху из Эрфурта доктору Клинге, который «хотел вырвать его из лап дьявола и обратить в истинную веру», он гордо ответил: «У меня есть свое письмо и печать, которые я скрепил собственной кровью. Мне во многом помог черт, он был честен со мной, и я буду честен относительно всего, что я сказал и пообещал черту»[4]. Браво! Честный немец!

Незадачливый заклинатель. Старинная гравюра

В руководстве по магии (написано в 1524 году) Фауст рисует портрет своего «помощника». «Асиель: самый могучий из всех духов, которые поступают на службу людям. Он появляется в приятном человеческом образе примерно трех футов росту. Его нужно заклинать три раза перед тем, как он появится в заранее очерченном для него круге. Он достает богатства и любую вещь из любого края, согласно пожеланиям волшебника. Он быстр, как человеческая мысль». (Вот этот «симпатичный» коротышка и свернул своему подопечному шею.) В легендах о Фаусте (например, изданной в 1587 году народной книге Mephostofiles), Асиелю было присвоено «говорящее» имя. Его произвели, скорее всего, от еврейского mephiz — «разрушитель» и topfel — «лжец».

Фауст в магическом круге вызывает Мефистофеля. Из «Трагической истории доктора Фауста» К. Марлоу. 1631 г.

Мефистофель в профессорской шапочке

Итак, Мефистофель — реальный личный демон реального доктора Фауста. Скептический остроумец и не такой уж страшный ночной посетитель. Вот внешность, нарисованная Гёте. Она намного отличается от известных описаний магических инкунабул. Ведь из них можно узнать, что наиболее «приятное» воплощение Асиеля — это маленький лысый человек в черной шапке. А тут — какой щеголь! С пером! Да, не очень привычный для времен Гёте образ демона. (Разве что Панург является у Рабле не просто трехсотлетним, бледным и покрытым шрамами, но и — аристократично-красивым, высоким и элегантным. Важная деталь: Панург («вседелатель») учился в Толедо, важнейшем центре кабалистики). Знаменитый поэт явно приукрасил бесяру. Но самое главное, изобразил его — ни больше, ни меньше — служителем Бога. «Бог не только терпит, но и утверждает злой замысел Мефистофеля. Он даже сознается в некоторой привязанности к Дьяволу. «К таким, как ты, вражды не ведал я»:

Да, Гёте как будто выполнил «пиаровскую» акцию. Если предположить, что это так, то ее заказчиком был сам ад. Но тогда поэт имел инфернальные контакты? Гёте, который всю жизнь был «противником всего вулканического»? Который решительно боролся с различными проявлениями демонизма в искусстве? На этот счет Цвейг делает тонкое замечание: «… именно этот озлобленный отпор убедительнее всего доказывает, что для его искусства борьба с демоном была вопросом существования, ибо только тот, кто встретился в жизни с демоном, кто, содрогаясь, заглянул в лицо Медузы, кто испытал эту пытку, лишь тот может ощущать в нем столь опасного врага. По-видимому, в чаще своей юности Гёте пришлось, решая вопрос о жизни и смерти, столкнуться с этой опасностью, — об этом свидетельствуют пророческие образы Вертера, Тассо… — образы, созданием которых он отвратил от себя их судьбу. От этой ужасной встречи у Гёте на всю жизнь осталось озлобленное благоговение и нескрываемый страх перед смертельной силой великого противника. Магическим взором он узнавал кровного врага во всяком образе и воплощении: в музыке Бетховена, в «Пентесилее» Клейста, в трагедиях Шекспира…» С пониманием дела написано.

Если Цвейг прав, понятным становится, почему Гёте переделал трагический финал повести о Фаусте из народных легенд. У писателя ученый прощен и спасен. Так автор успокаивает читателя. Или самого себя?

Томас Манн в подобном сюжете более традиционен. «Манн начал работать над «Доктором Фаустусом» в 1943 году и завершил его через два года после войны, в 1947-м. Главный герой, Адриан Леверкюн, — не только Фауст, его прообразами также являются Лютер, Ницше, Вагнер и вся Германия, в особенности, Германия после 1918 года. Ужаснувшись разрушению европейской цивилизации и окончательному ее краху в Германии, Манн отринул гётевский оптимизм, вернувшись к пессимизму первоначальной книги о Фаусте, где ученый был проклят. Приговорив Фауста, Манн вынес приговор всему западному обществу XX столетия с его фаустовским порывом»[66].