Николай I - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Олейников cтр.№ 10

За оставшееся время Николай должен был преодолеть завершающий этап обучения. Ему предстоял и длительные путешествия. Это была традиция, идущая от эпохи Просвещения (образовательные путешествия рекомендовал ещё Дидро), и к тому же Мария Фёдоровна нашла ей подкрепление в виде новейшей педагогической работы немецкого поэта Эрнста Морица Арндта «План воспитания и образования принца».

По специально разработанному маршруту Николай отправился в поездку по России, дабы лично наблюдать страну и письменно изложить собственные впечатления. Мария Фёдоровна предполагала, что записи Николая просмотрит император Александр, чтобы на их основании понять, какую пользу можно в будущем ожидать от младшего брата ^[64].

Записи Николая-путешественника далеки от дипломатической сдержанности. «Журнал» его наблюдений по гражданской части с самого начала наполнен резкими суждениями о жизни российской провинции. Сразу же после Гатчины великий князь отмечает «самые бедные деревни, тесно строенные и безо всякого фундамента». Затем на его пути «так называемый город Луга в самом жалком положении, вообще весь уезд отменно беден, и почва, судя по сторонам дороги, отменно неплодородна, пещана и лесиста…». Потряс Николая острог в Порхове, где «прилипчивыми болезнями одержимые арестанты в одной комнате со стерегущими инвалидами, на одних нарах, без одежды, без лекарств, без суммы на содержание, кроме от милостынь собираемой…» ^[65].

За «несчастной» Витебской губернией лежала больше всех пострадавшая от войны с Наполеоном Смоленская. С удивлением отмечает Николай, что выделенная правительством «во вспоможение» сумма роздана неразумно, часто тем, «кои менее нуждались», а теперь, когда государственным крестьянам надо её возвращать, долг ложится на них непомерным бременем. Крестьянину, записывает великий князь, вместо обычных 30 рублей в год в казну надо возвратить 110: «…где ему их взять; у него не только скота нет или лошади, но у многих и домов нет, он кое-как живёт! — полей законченных почти нет, — а недоимки строго взыскиваются!»

Замечает Николай и положительные черты: в Белоруссии его внимание привлекают помещики, устраивающие фабрики или «хорошие избы с трубами» для крестьян, в Чернигове — «довольно хорошая» гимназия, «дом сумасшедших отменно хорош… равно и аптека». Одесса, по мнению великого князя, очень важна для развития отечественной внешней торговли, особенно экспорта. Он полностью поддерживает идею объявить город «вольным портом» (porto franco) — в 1817 году эта идея будет реализована. Крым, по мнению Николая, представляет собой резкий контраст: места, с одной стороны, «весьма любопытные для живописца или путешественника, ищущего странных и красивых видов», с другой — «не имеющие ничего, что показывало бы богатство народа». Причиной тому, как он полагал, «южные татары»: они получают всё от щедрой природы без особого труда. «Если б Крым не был в татарских руках, — делает вывод Николай, — то был бы совсем другим; там где помещики и переселенцы русские или малороссийские, то всё иначе, и хлеб есть, и обширные сады, словом, пользуются богатством благословенной сей земли» ^[66]. В этих рассуждениях — явный отзвук мыслей сопровождавшего его великого князя Григория Андреевича Глинки, чьи памятные записки о ходе путешествия получала Мария Фёдоровна ^[67].

Военный журнал короче гражданского, но и в нём непременно соседствуют критические и положительные отзывы. Биограф Николая Модест Корф считал, что в них «все почти замечания относятся до одних неважных внешностей военной службы» и «не касаются ни одной существенной части военного устройства, управления или морального духа и направления войска» (например стрельбы), однако прочитавший это суждение император Александр II вступится за батюшку, пояснив в заметке на полях публикации, что «в его летах и трудно было об этом судить» и что «это была не его вина, ибо с окончания войны в 1815 г. и до его вступления на престол никто об этом и не помышлял» ^[68]. К тому же Корф не совсем точен. В упоминавшихся уже записках Григория Глинки отмечается, например, что в Николаеве Николай Павлович «осматривал мастерские и машины, учреждённые для удобнейшего кораблей построения», а в Туле заезжал «в оружейный сарай для учинения там пробы вновь отработанным ружьям» ^[69].

В целом же по журналам заметно, что к приезду великого князя местные власти особо тщательно не готовились. Это позволило ему увидеть Россию не в виде стены лакированных фасадов, а такой, какой она была в своей реальной повседневной жизни.

Даже проехав по России несколько тысяч вёрст, Николай увидел только её небольшую часть. Однако надо было собираться за границу. Тонкостям поведения в Европе великого князя учил тайный советник Карл Васильевич Нессельроде. Дипломат ещё с павловских времён, он был близок ко двору Марии Фёдоровны. Побывал начальником походной дипломатической канцелярии при Александре I, подписывал Парижский мир и участвовал в Венском конгрессе 1814—1815 годов, летом 1816 года занял пост управляющего Министерством иностранных дел. Тот факт, что Нессельроде смог удержаться во главе внешнеполитического ведомства при трёх императорах (40 лет, до апреля 1856 года!), характеризует его дипломатические качества лучше всего.

Нессельроде построил свою инструкцию Николаю в виде записки, письма-поучения. Опытный дипломат старался предупредить об опасностях, подстерегающих в путешествии неопытного, как он пишет, наблюдателя. Главные из опасностей таятся в собственных мыслях и чувствах путешественника. Первая — неумение анализировать полученные впечатления. Вторая — стремление «слишком следовать мнениям и чувствам других». Нессельроде отчасти угадывал, отчасти формировал характер Николая, когда писал, что «принц» должен «обрести доверие к собственным силам» и «вследствие сильного напряжения своей воли… сделаться господином своих собственных мыслей». Заграничное путешествие — прекрасная практика для воспитания способности самостоятельного суждения, а значит (тут Нессельроде ловко выворачивал к главной идее своего послания), каким бы прекрасным ни представлялось наблюдателю общественное устройство чужих стран, не нужно поддаваться соблазнительной мысли «о бессознательном заимствовании у иностранцев».

На примере Англии Нессельроде показывал, что политические учреждения любой страны глубоко врастают корнями в её историческую почву, что английская конституция, английское понятие свободы вызревали столетиями, как минимум с XIII века, когда английский король Джон подписал Великую хартию вольностей. «Через сколько испытаний должна была пройти Англия, чтобы достигнуть этой цели!» — восклицал автор записки и, наконец, подводил великого князя к главному выводу: «Заимствовать иностранную форму правления, чтобы дать государственное устройство какому-нибудь народу, это значит заменить случайным влиянием единоличной воли целую цепь причин, действующих часто с незапамятных времён, и стараться лишь подражать событиям… Их учреждения заслуживают того, чтобы наблюдатель, изучая их, изощрял свой ум, а не смотрел бы на них, как на образец готовых конституционных форм, от которых можно заимствовать размеры для нового сооружения, воздвигаемого под другим небом и в другом климате» ^[70].