Ты считаешь, что чувства твои — это яд?
Ты был счастлив со мной, ты был этому рад!
Не знаю, обернулся ли он: из зала я вылетела с ускорением, которому мог позавидовать новехонький спортивный флайс, на бегу чуть не врезалась в следующую претендентку. Только оказавшись у двери, ведущей в общую комнату, остановилась. Меня трясло так, что мало не покажется. Не то от чувств Люси, не то от своих. Немного постояла, выравнивая дыхание и успокаивая бешено скачущий в груди мячик, читай — сердце, а потом вышла в общую комнату.
Ко мне тут же подлетела Тарина со словами:
— Ну что? Как прошло?
Замечательно. Не считая того, что я пела дуэтом с Джерманом Гроу. Он сказал мне, что я свободна, а я сказала ему все, что о нем думаю, — правда, через Люси.
— Чудно, — подняла вверх большой палец и даже улыбнулась.
— Точно? А то ты какая-то бледно-красная…
Интересно, это как?
— В смысле, щеки красные, а сама белая.
Ладно, я даже не буду пытаться это представить.
— Они правда не в настроении?
Они? Ну, если не считать постановщика, у которого, видимо, кризис личности, остальные вели себя довольно сносно. Последний вопрос Тарины вызвал оживление среди остальных. Если до этого доносились перешептывания, то сейчас все стихло. Я буквально чувствовала липнущие ко мне заинтересованные взволнованные взгляды: похоже, блондинка успела знатно всех накрутить.
— Мне так не показалось.
Кто бы еще напомнил, куда я дела сумку?
— Что тебе сказали? — Тарина перебирала пальцы и закусила губу.
— Как обычно.
Впрочем, как обычно — это спасибо, мы с вами свяжемся, после чего никто не перезванивает. Мне даже такого не сказали. Да я даже толком не попрощалась с ними. А вот с партией Люси, похоже, стоит попрощаться. Попыталась понять, что же чувствую по этому поводу, получилось не очень. Словно чувства рассеялись в густом тумане. Надо собираться и сваливать, пока Хейд меня не нашел. Не готова я с ним сейчас об этом говорить, вообще ни с кем не готова.
Внимание привлек торчащий из-под полы пальто ремешок.
Сумка!
Дернула ее так, что пальто соскользнуло, едва успела его подхватить и вытащить мобильный. Хейд меня опередил:
— Жду в холле.
Пожелала Тарине удачи и на автопилоте выдвинулась в холл. Наверное, ничего страшного не случилось — в конце концов, это не первое и не последнее прослушивание. Ну, если Хейд захочет продвигать меня дальше после такого эпичного выхода. Желание побиться головой об стену смешалось с желанием постучать об стену головой Гроу. Самоуверенный, напыщенный набл. Свободна! Да сам ты свободен, наблище! Драное!
— Та-ак. — Меня отловили на крутом вираже в холл, развернули лицом к себе. — А ну пошли.
— Куда?
— Кофе пить. Держи. — В заледеневшие руки сунули стаканчик с кофе, добытый из автомата.
Я проглотила все разом, почувствовала только сладость и послевкусие слишком густой пенки.
— Садись давай. — Хейд подтолкнул меня к диванчику и потянул вниз. — Как он тебе?
— Кто?
— Гроу.
Как?! Он?! Мне?!
— Почему ты мне о нем не сказал?!
— Чтобы ты бегала по потолку?
— Чтобы я смогла подготовиться!
— К такому подготовиться невозможно. — Хейд протянул мне свой стаканчик, в котором кофе еще был, но я покачала головой. — На него иногда… ладно, на него частенько находит. На репетициях он вытряхивает из актеров и певцов все, на что они способны. Вместе с ошметками нервов.
Да уж, я заметила.
— У него не бывает полутонов, но на выходе из его постановок получается нечто.
Не выдержала и фыркнула. Можно подумать, мне от этого легче.
Хотя стоит признать, Гроу шикарен. Я видела его самый скандальный мюзикл «Горячее только звезды», тот самый, что хотели запретить. До безобразия простая, бесстыдно откровенная история была подана так, что я не отлипала от экрана все два с половиной часа. И это притом, что не очень люблю смотреть записи — они убивают большую часть очарования, которая творится на сцене.
— Не грузись. Ты была на высоте.
Угу. Выше только звезды.
— Кстати, финалом его приложила шикарно. Молодчина.
— Ты был на прослушивании?
— Сидел на самом верху. Твой голос — это нечто.
— По мнению Гроу, мой голос недостаточно хорош.
Потому что у меня в свое время не хватило денег на Мэйстонскую оперную академию, где голоса ставят как надо.
— По мнению Гроу, достаточно хорош только он сам. Привыкай.
Привыкать? Нет уж, спасибо.
— Я бы не потащил тебя в оперу, если бы считал, что твое место на эстраде, — хмыкнул Хейд.
— При чем тут ты? — Повертела в руках стаканчик и бросила в урну.
— С тех, кого привожу я, спрос всегда больше.
— Так ты лично с ним говорил?
— Разумеется. Те двое, что там сидели, — это его кастинг-режиссер и продюсер, но по большому счету последнее слово все равно за ним. Хрена с два он возьмет кого-то, если сам не видит его в роли.
— Тогда на фига ему кастинг-режиссер?
Хейд развел руками.
— Насколько я понял, он к нему прислушивается.
— А что насчет Кларин Сиддэрли?
— У Гроу с ее агентом была предварительная договоренность. Он даже ее пробовал… — Хейд взъерошил волосы и отстраненно глянул на охранника. — Но контракт еще не подписан. Поэтому я пришел к нему и сказал — у меня есть твоя Люси. Потому что это крутая постановка, звездочка, и потому что она порвет Мэйстон. Но главное, ты ее достойна.
Настолько достойна, что меня пнули с прослушивания?
Так, все, проехали. Дышите ровно, эсса Ладэ. Ровно и глубоко.
— И что теперь?
— Теперь будем ждать, — подмигнул он. — Возьмет тебя Гроу или нет, твой голос возьмет оперу. Я сделаю для этого все от меня зависящее.
В серых глазах мелькнули искорки веселья, которое невольно передалось мне. Кажется, даже начало отпускать — по крайней мере, больше не хотелось треснуть признанного гения чем-нибудь потяжелее.
— Спасибо, — сказала я.
— С тебя танец, — фыркнул Хейд. — Приватный.
— Хей!
— Шучу. Обычный. Это ровно тридцать процентов от твоего сногсшибательного обаяния, которое достается другому, пока что мне неведомому парню. Считай это комиссией за восстановительные работы после гроукатастрофы. Пойдем.