— Вот и выросла наша Танни, — сказала скорее себе, чем ему.
Еще бы понять, что я чувствую. Сестренку помню со смешными детскими хвостиками, да что там — я ее помню, когда она еще не леденцы в рот тащила, а пальцы. Вот только тогда я еще не знала, что мы не родные, и дико гордилась тем, что у меня появилась сестра.
— Леа, спасибо.
За своими мыслями даже не заметила, как хлопнула дверь и Танни вернулась на кухню.
— Нет, серьезно.
Я улыбнулась.
— У меня есть одна маленькая просьба.
Она сцепила руки за спиной и вопросительно посмотрела на меня. Влюбленная дальше некуда. Похоже, сейчас самое время.
— Какая?
— Хочу, чтобы ты поговорила с отцом.
На кухне запахло проблемами: ноздри у сестры дернулись, брови сдвинулись, а руки она сложила на груди. Лицо приняло то упрямое выражение, за которым обычно приходил тайфун Танна.
— Погоди. Выслушай.
Я поднялась и оказалась напротив нее. Да, выросла дальше некуда. Майка обтягивает налитую девичью грудь, стройные ноги юбка скрывает постольку поскольку.
— Он, правда, любил маму. Диран… твой отец поступил с нами не лучшим образом, но он об этом сожалеет. Правда искренне сожалеет и хочет попросить у тебя прощения.
Танни поежилась и сунула руки под мышки. Обошла Марра, который наконец-то расслабился, плюхнулся на бок и попытался скрести когтями стену, за что заработал строгий взгляд.
— А если я этого не хочу?
— Я прошу тебя только поговорить с ним всего один раз. Пожалуйста. Давай пригласим его на твой день рождения?
— Зачем на день рождения-то?
— Потому что он очень хочет тебя поздравить.
Сестра молчала долго, но потом все-таки хмыкнула:
— Ладно. Но я не говорила, что мы помиримся.
— Не говорила, — подтвердила я.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом обнялись, и у меня отлегло от сердца. Ничего, что мы не родные, для меня это ничего не меняет. Надеюсь, не изменит и для нее, главное ведь не родство по крови, а то, что в наших сердцах. Ничего, что Танни выросла, с этим я сама как-нибудь справлюсь. Главное, чтобы она была счастлива.
— А я его портрет нарисовала, — сообщила мне в плечо.
— Кого?
— Мика. Хочу в голограмму перевести и подарить. Посмотришь, когда закончу?
Отстранилась и заглянула сестре в глаза.
— Спрашиваешь!
— Договорились.
У Танни пиликнул телефон, она тут же вытащила его из кармана и махнула рукой.
— Все, Леа! Я к себе.
Прежде чем успела ответить, она уже взлетела по лестнице, на ходу набивая ответ.
Расстались же всего несколько минут назад!
Я устроилась на стуле и достала свой мобильный. Пальцы сами набрали нужные слова. Настолько искренние, насколько вообще можно передать простым сообщением: «Скучаю. Безумно». И так же быстро его удалили. Все, хватит страдать… ерундой. Мы оба взрослые люди. Если это не нужно ему, не нужно и мне.
«Нужно, — ехидно подсказал внутренний голос. — Нужно-нужно-нужно. Ты же по нему… горишь».
Я мысленно показала голосу средний палец и отправилась к себе.
Беспокойной ночи, местр Халлоран! Морозильник ходячий.
Иглорыцку вам в постель, а не мой чудесный огонек!
Да и вообще, почитаю-ка лучше теорию, которую мне выдали, и немного потренируюсь с приказами. Потому что завтра у меня будут совсем другие дела. До прослушивания на партию Люси осталось несколько дней, выступить нужно так, чтобы все упали. А значит, в ближайшие дни буду только петь.
Только петь!
И никаких драконищ. Даже в мыслях.
Чем ближе становился день прослушивания, тем сильнее меня потряхивало. То есть, конечно, умная я себя уговаривала, что это не впервые, что все замечательно, и вообще. Но умная я включалась пару раз в день — вечером перед сном и с утра, когда я была выспавшаяся и бодренькая. Все остальное время во мне бушевала Леона, которая упорно твердила, что Люси из меня, как из Танни образец поведения, что я пою ужасно, что в самый решающий момент у меня сорвется голос или на сцену упадет люстра. Почему-то, когда ты оказываешься в двух шагах от мечты, гораздо страшнее, чем когда тебя от нее отделяет расстояние длиной в тысячи километров.
В итоге я почти ни о чем не могла больше думать. Ну почти — Рэйнар все-таки неизменно присутствовал в моих мыслях, как я ни старалась его оттуда выковырять. В самый ответственный момент, например, когда нужно было взять отчаянно высокую ноту или удержать дыхание, из глубины подсознания выскакивал он и смотрел в самое сердце. В итоге это самое сердце начинало биться чаще, голос срывался и приходилось все начинать заново.
Он не звонил. Не писал. И как бы я ни старалась думать, что мы друг другу ничем не обязаны, от этого саднило в груди. Саднило так, что мне переставало нравиться, как я пою. Казалось, во мне поломался тумблер, который включает режим «Леона поет клево». Тем не менее я пела, пела и пела. Арии, которые звучали в нашей квартире в последние дни, даже Марр выучил наизусть. В моем сознании они вообще отпечатались как буковки в электронном документе.
Документы, к слову, у меня тоже все были готовы — точнее, готовы они были у Хейда, он прислал мое портфолио, которое превратилось… ну, прямо скажем, я бы себя оторвала с руками и ногами и запихнула на самую модную роль без прослушивания. Все-таки хорошо, когда рядом есть тот, кто умеет тебя правильно представить. Касательно прослушивания мы с ним остановились на нескольких вариантах: парочка арий Ильнир, главная ария Триаррис, хотя он по-прежнему не советовал сбрасывать Артомеллу со счетов. Хейд хотел послушать все перед тем, как я покажусь режиссеру. После разговора с агентом меня потряхивало еще сильнее.
А еще очень хотелось, чтобы Рэйнар пожелал удачи.
К счастью, был повод отвлечься — день рождения Танни. Планшет пришелся ей по вкусу: развернув подарок, она бросилась мне на шею и вместо завтрака убежала переводить портрет Мика в какой-то новый формат. Что-то там дорисовывать. Я допивала кофе и думала про вечер: зная, что сестра не любит помпезность, выбрала модный молодежный ресторанчик на пятидесятом этаже «Маунтин Молл». Заказала отдельную нишу, где можно будет поговорить по душам — судя по тому, что Танни до сих пор не передумала, у них с отцом может получиться разговор. Непростой, но в их случае главное, что он вообще получится.
Судя по всему, эсстерд Барт придерживался того же мнения — потому что, когда я приехала, он уже сидел за столиком. Постукивал пальцами по экрану меню, неосознанно листал страницы. Заметив меня, отчим поднялся: невысокий, начинающий лысеть приятный мужчина. Светлые волосы он всегда зачесывал назад, даже до того, как это стало модно.