Отшельник - читать онлайн книгу. Автор: Томас Рюдаль cтр.№ 94

Неожиданно она начала расстегивать на нем брюки – застежка тугая, иногда он сам долго возился. Она изгибалась и изворачивалась, чтобы посмотреть. Закатное солнце светило ей в глаза. Уклонившись от поцелуя, она склонила голову, чтобы было лучше видно, но, судя по всему, и это не помогло. Только еще больше раззадорило ее.

– Ничего не вижу, – пожаловалась она.

Ему вдруг захотелось рывком разорвать пуговицы и молнию и одновременно потянуть время. Эрекция еще не наступила; если она и появится, на это уйдет некоторое время. Заводя себя, он представлял, как ласкает языком ее шею, широкую ложбинку между грудями, опускается ниже, в складки живота – он не такой наивный, чтобы верить, будто у нее нет животика, как у него, – а потом еще ниже, продираясь сквозь заросли черных волос к нижним губам, таким набухшим от желания, что стоит ему дотронуться до них, как она закричит. Хотя его член еще ничего не понял, он готов извергнуться; из него течет влага, и он не знал, плакать ему или смеяться.

– Помоги мне, – шептала она, задыхаясь. Она стояла на коленях, надев очки, и воевала с упрямой застежкой, как с дверным замком, будто только что вышла из дому и нечаянно захлопнула входную дверь.

– Я начну. – Он рывком поднял ее, усадил на край стола и задрал на ней платье.

Она недолго сопротивлялась, потом выгнула спину. К его удивлению, она сама сняла платье через голову и швырнула на пол между опрокинутыми цветочными горшками, землей и садовыми инструментами. Он сам не знал, что ожидал найти у нее под платьем. Он не знал, боится или надеется на то, что Моника до встречи с ним жила монашкой. Неужели, родив Ааса, она отказалась от секса? Ему казалось, что он успел узнать эту женщину. Но она лежала перед ним в закатном свете; на ней синие трусики – в модных журналах они называются «нижним бельем». Она так душераздирающе красива и так непростительно греховна, что он не понимал, почему его член не реагирует. Давно у него не возникало такого непреодолимого желания съесть кого-то целиком. Начать с пальцев на ногах, двинуться выше, целовать ее бедра – они полнее, чем он ожидал, и совсем не дряблые – и, наконец, направить всю энергию в ее вагину, скрытую под тонкой шелковистой тканью трусиков, как ежик под шапочкой для душа. Из-под кружев не торчат волосы, у нее нет темной тропки до пупка, как у проститутки Афродиты, чье нелепое лоно стало для него своего рода наказанием. Эрхард подумал, что он, старик, который решил перепихнуться по-быстрому, и ничего лучшего не заслуживает. Груди у Моники плотно упакованы в бюстгальтер, выпирают из-под него и кажутся большими. Сквозь кружево просвечивают темные соски, как в рекламе. Наконец-то у него в брюках началось шевеление, настроение поднялось, но не до конца – хвастать пока нечем. Он заставил себя не думать об эрекции. Ему дана всего одна попытка проникнуть в нее, и он не хочет все испортить своим старым пенисом. При ближайшем рассмотрении у нее красивые трусики, полупрозрачные, синие; он увидел, как внизу расползается темное пятно. Может, месячные? На самом деле ему все равно, что там у нее – мармелад, кровь или смола с древа познания. Он собирался вылизать то, что найдет под трусиками, съесть целиком, преодолеть последнюю преграду перед ее зазывной, манящей пещерой. И вдруг в голову пришла мысль: скорее всего, у нее уже прекратились месячные… Что-то перевернулось у него внутри при мысли, что она возбудилась не меньше, чем он, охвачена основным инстинктом. Он стянул трусики пониже, чтобы рассмотреть ее. Ткань не настолько эластична, как казалось; ему пришлось повозиться.

Наконец-то его мужское достоинство проснулось и выросло; он пожалел, что не выбрал брюки получше. Если бы он знал, что придется снимать их при женщине! Еще вчера он ни о чем таком и не помышлял, да и сейчас не особенно задумывался. Происходящее казалось ему сном. Ее подстриженные или, может быть, естественно растрепанные колючие волоски, окружающие ярко-красные нижние губы, совсем не похожи на то, что предлагала ему Аннет. С Аннет секс был похож на урок, во время которого она мягко и плавно подводила их обоих к пику наслаждения. Секс становился приятным завершением вечера. С ней он никогда не терял голову – как, впрочем, и она; они не забывались в опьяняющем, дурманящем порыве, не трахались до потери сознания – именно так он сейчас хотел поступить с женщиной, чье имя не мог вспомнить. Сейчас он мог проникнуть в нее только языком. Колючие волосы. Пряный вкус ее влажного лона. И наконец, ее губы – сочнее спелой дыни, в сто раз пленительнее, чем заученный секс с рассеянной шлюхой. Он сам не знал, то ли у нее такой свежий запах, то ли она просто недавно подмывалась. Забытый вкус, запретный, завораживающий. Как будто сама природа смешала коктейль для упорного дурака, которому недостаточно просто видеть и трогать женщину. Ее почти химическая едкость реальна, она глубока. Ему кажется, что все идет как надо. Он был настолько поглощен ею, что до него не сразу дошли ее тихие стоны – они как будто не слетали с ее губ, а исходили из самых легких. Они напоминали кошачье мурлыканье, и похоже, что она не отдавала себе отчета в том, что делает. Когда он надавливал языком чуть сильнее и проникал глубже, она кричала громче. А когда он облизывал ее, не обращая внимания на то, что волосы колют ему язык, когда он обводил языком ее клитор – он разбух и поднялся над губами почти на целый сантиметр, – ее стоны становились гораздо тише. Он не знал, что это значит, но, насыщаясь ею, старался чередовать громкие и тихие стоны. И чувствовал, как она отвечает ему, постепенно все больше заводясь. Дыхание у нее стало учащенным; она отвечала сразу, без задержки. Он никогда не считал себя великим любовником, но сейчас что-то сдвинулось. Может быть, с возрастом он стал лучше? Он перестал быть рабом своего члена; его настолько поглощают зрительные, слуховые, тактильные ощущения, что он полностью растворялся в настоящем. Новые впечатления ошеломили его. Он тяжело дышал, но не переставал действовать. Они оба были возбуждены до последней степени…

Ногу свело судорогой, и он вынужден был сменить позу, но она схватила его за волосы и так сильно прижала его голову к своему паху, что ему стало трудно дышать. Судорога постепенно прошла. Отпустив его, она легла на шаткий стол и задрала ноги. Он как будто оглох; слышал только, как в ушах стучит кровь. Она выгибалась и двигалась все быстрее. Последние горшки с цветами полетели на пол. Ее ноги сжимали его голову. Раньше он ничего подобного не испытывал. За пятнадцать лет брака Аннет ни разу не вела себя так раскованно, как эта сильная женщина. С подругами, которые были у него до Аннет, он не особенно церемонился, считая, что главное – проникнуть в них, заполнить их целиком. И вот, наконец… Каждый может определить, что скоро будет оргазм. Эрхард чувствовал его приближение со страхом и благодарностью. Он боялся того, что будет потом, и был благодарен природе за нежданную награду. Они плыли по течению. Их несло в пропасть. Стол под ними шатался. Она что-то бормотала – кажется по-баскски, но, возможно, это был какой-то испанский диалект, который он не понимал. Казалось, она выкрикивает хриплые проклятия, а может, и нет. Слова сливались со стонами, идущими изнутри. У него воспалился язык; он проникал им все глубже – это он умеет. Она все плотнее сжимала бедра вокруг его шеи. Неужели он весь, целиком нырнул в нее? Его окружало что-то влажное и мягкое. Кажется, что внутри ее все перемещается, освобождая место для него. Все ее тело звенело как струна. Она хрипло стонала, как зверь, рыскающий по лесу, хотя лесов на острове нет; столешница опасно скрипела. Он уколол ногу о кактус, но это было уже не важно. Теперь у него полная эрекция; его член просился наружу. Это было что-то новенькое. Его язык тонул в ней; она дышала часто и неглубоко. Наконец она опала и стала крениться набок. Они оказались под открытым, малиновым небом; из нее сочилась влага, по телевизору смеялась черепашка. Моника закричала. Стол упал, Эрхард вылизал ее всю, до донышка; у него началось извержение – от непривычки его охватил жар. И он погрузился в хаос – бесформенный и бессмысленный.