Софья Толстая - читать онлайн книгу. Автор: Нина Никитина cтр.№ 34

Но жизненная стихия все же одерживала победу. Вроде бы все устоялось, например с гувернерами. Но оказалось, что только одна любимая всеми англичанка Ханна Терсей продержалась в Ясной Поляне семь лет. После нее кто только не перебывал в их доме! И краснощекая Дора, и Анни Philipps, становившаяся все противнее и противнее, и m‑lle Gachet, выдумавшая гулять допоздна, и Emily Tabor, полнокровная, тихая, степенная, сметливая, добрая, но с грубоватыми манерами, и m‑lle Rey в люстриновом фартуке, с вкрадчивым голосом, льстивыми речами и кошачьими манерами. Сначала Соне даже показалось, что из нее могла бы получиться прекрасная помощница. А месье Rey почти каждый день ходил на охоту, беря с собой пса Сноба, и возвращался домой всегда с дичью. Страстными любителями охоты оказались также г — н Кауфман и г — н Nief. Последний еще запомнился как «страстный гурман», любивший жарить белок и козюль (змей. — Н. Н.).

Порой Соне было всех их жаль, ведь они были вынуждены жить вдали от собственных семей, потому что эти бедные люди не были свободны, а должны были подчиняться чужой воле. К тому же жизнь в Ясной Поляне была очень скучной, без каких бы то ни было развлечений. Поэтому Соня старалась не допускать ссор и сплетен в их кругу, призывала их к корректному стилю поведения. Когда же до нее доходили слухи о том, что учителя то на ножах с гувернантками, то влюбляются в них, она безжалостно пресекала подобные двусмысленные отношения. Ее дети твердо знали, кто самый главный в доме. Конечно, мама. Она жила для семьи, для мужа, для детей. Казалось, она и не желала никакой иной жизни.

Тем не менее порой ей хотелось самых «пустых» радостей, которых не признавал муж, устававший даже от долгой болтовни Фета. Соня мечтала о том, чтобы у нее было много — много веселья. Еще недавно она спасалась в Лёвочкином зазеркалье, в котором ей было так интересно и весело. А теперь муж говорил, что у него в «голове пусто», он как будто бы стал «не от мира сего», часто сидел с отсутствующим взглядом, был мрачен, почти не разговаривал с ней, не замечал ее, перестал есть и спать, мучился головными болями, совсем ничего не делал, даже писем не писал. Съездив в Троице — Сергиеву лавру, продолжал думать до головных болей. Излечивался, наслаждаясь великой мудростью, вчитываясь в Екклесиаст и притчи Соломона. В мудрости он нашел для себя много печали.

Муж жил «одиноко и смирно». Она старалась больше молчать, ничего не советовать, помня, сколько раз ей за это от него доставалось, но прекрасно понимала, что ему надо бы поехать туда, где теплый климат, там он быстро от всего плохого и мучившего его излечился бы. Однажды за чаепитием он затеял длинный философский разговор о смысле жизни, в котором она все поняла по — своему. Поняла, что не стоит «думать до головных болей» ради того, чтобы доказать всем, какдалеко Церковь отошла от Евангелия.

В это время Соня занималась вполне определенными делами, которые отличались от стыдливых, неопределенных Лёвочкиных дел, «праздных», как он выражался. Возможно ли соединить свои новые искания с творчеством и с семьей? Кажется, да. Он поехал в Москву, чтобы приобрести книги для работы над духовными сочинениями, а заодно подыскать достойных гувернеров своим детям и еще раз осмотреть картинную галерею Дмитрия Петровича Боткина.

В вопросах воспитания детей и пользы гувернеров у Сони, кажется, не было разногласий с мужем. Узнав о любовных проделках месье Rey с m‑lle Gachet, он настолько вышел из себя, что накричал на гувернера: «Я вас выброшу из окна, если вы будете продолжать вести себя подобным образом!» После этого гувернер был уволен. Но это были «мелочи». Главное — экзамены старших мальчиков, за которыми муж особенно пристально теперь следил. В общем, как он говорил в таких случаях, только у безнравственных людей все идет гладко.

А Соня в это время, испытывая Лёвочку своим желанием веселья, готовила домашний спектакль. Начались репетиции на небольшой сцене — высоких подмостках с занавесом и нижней подсветкой. Все как в настоящем театре. Играли «Бедовую бабушку», которая очень удалась, а еще пьесу «Вице — мундир», которую испортил Илюша, забыв слова своей роли, чем сконфузил Сережу. Как всегда, отличилась Таня, прекрасно сыгравшая на репетиции и чуть похуже во время самого спектакля. А потом были танцы и Лёвочка «разошелся», не смог устоять. В общем, дым стоял коромыслом, «были гость на госте», для них было в ходу 34 простыни, и стол накрывался на 30 персон. Лёвочка в приподнятом настроении отодвинул «пачкуна» Шопенгауэра, искушавшего его своей мудростью. Что ж, «мудрый умирает наравне с глупым».

Вскоре Соня вместе с детьми отправилась в Москву, чтобы показать им Кремль, Оружейную палату, соборы, картинные галереи, сводить их в оперу, посетить магазины.

Между тем ей было трудно придраться к мужу, который в это время довольно активно занимался благоустройством семьи, покупая земли в Самарской губернии и ведя переговоры об очередном издании собрания сочинений, в результате продал его за 25 тысяч наличными. Несмотря на Лёвочкины хлопоты, Соня подмечала в нем большие перемены. Он стал полностью соблюдать Великий пост и посещать все церковные службы. Теперь все в Ясной Поляне, от мала до велика, ели постное, учились и жили как по прописям. Иными словами, «любили добродетель, труд, благочестие и тому подобное». Муж постоянно читал и что‑то уяснял в себе. Он словно «жил в чаду», переполненный внутренними сомнениями, угрызениями совести. Могла ли Соня любить его таким «черненьким»? Конечно, могла и любила, да еще как!

Когда она была без него, ей всегда было «хуже». Дети вели себя, как правило, «дурно». Одиночество, постоянный страх за Лёвочку делали Соню суеверной и нервной. Она хваталась, словно за палочку — выручалочку, за его коротенькие записочки, написанные ей второпях на буфетной бумаге, пыталась «выжать» из них как можно больше сведений. Чтобы ни о чем не думать, забыться, она, не переставая, шила, приговаривая про себя: «Работы гибель и конца ей не предвижу: семь человек и я восьмая». Только иногда ее работа прерывалась радостным детским смехом: в Ясной Поляне в день рождения Тани появились два осла из Самары, Бисмарк и Мак — Магон, на которых все по очереди с большим удовольствием катались. А Соня подарила своей любимице золотой медальон и колечко, а также три рубля серебром. Было еще и русское шампанское на день рождения дочери, а потом Таня должна была поехать на Spectacle de Societe (общественный спектакль. — Н. Н.). Илюша подарил сестре собственноручно сделанные три перьевые ручки с головками собачек. Вышло неплохо. Еще Таня обустроила свою комнату, в которой стало очень даже «мило»: красная мебель, покрытая лаком, везде растения, письменные вещи разложены как надо.

А Лёвочка по — прежнему весь был в религиозных исканиях, умилялся молитвами. Вместе с ним становилась богомольной и Соня, видя во всем, и в дурном и в хорошем, волю Божью. Находясь в смиренном настроении, муж написал примирительное письмо своему бывшему другу, соседу — помещику Ивану Сергеевичу Тургеневу, с которым был в ссоре целых семнадцать лет. Примирение с Тургеневым, ставшее прямым следствием обновленной нынешней жизни мужа, было замечательным событием для всех обитателей яснополянской усадьбы.