Брем - читать онлайн книгу. Автор: Николай Непомнящий cтр.№ 23

Брему хотелось как можно ближе познакомиться с Латиф-пашой, о котором он слышал столько всего противоречивого. На 15 июня была назначена первая аудиенция, во время которой он передал губернатору фирман вице-короля. Латиф-паша был вежлив и говорил с Бремом на итальянском языке. Темой разговора являлся в первую очередь Белый Нил, верховья которого были целью Брема.

Из дневника: К портрету Латиф-паши

«Он красивый мужчина лет сорока с небольшим с очень хитрым, правильным и располагающим лицом, густой черной и ухоженной бородой и темными, сильно изогнутыми бровями. Латиф-паша очень образованный человек, он говорит на арабском, турецком, своем родном, владеет также итальянским и хорошо разбирается во многих науках».

И хотя он твердой рукой в силу своих обязанностей очистил Хартум от мошенников и преступников, в других областях жизни, как отмечает Альфред, вполне разделял слова Лютера: «Кто не любит вино, женщин и песню, остается дураком на всю жизнь». Местный судья-кади тоже следовал этому девизу, и они нередко встречались с Бремом в самых различных местах, в том числе в доме губернатора на оживленных застольях.

Насколько ненавидели губернатора коррумпированные чиновники и спекулянты, настолько уважали простые и честные люди, которых он защищал от происков мошенников и воров.

День, который барон назначил для получения денег, приближался, но сообщений от него не поступало.

После долгих ожиданий, использованных Бремом для поездок по Голубому Нилу, наконец 28 июня пришла долгожданная почта, однако в письме не оказалось и намека на какие-либо средства, «и я считаю далее невозможным, — писал Брем, — оставаться в каких-либо отношениях с этим человеком, который отказался от нас и фактически предал. Ему абсолютно безразлично, находимся мы в нужде или нет. Я написал ему, что с сегодняшнего дня считаю себя свободным от каких-либо обязательств перед ним. Он обязан обеспечить экспедицию деньгами на обратное путешествие до середины июля».

Что же делать? Запас денег был почти исчерпан, несмотря на строжайшую экономию. В середине июля начался сезон дождей, реки разлились. С разливом рек усилилась предпринимательская деятельность торговцев. Среди них был сардинский купец Антуан Брюн-Ролле, который в отличие от подавляющего большинства своих коллег увлекался изучением Африки и совершенно безвозмездно предоставил Брему хоть какие-то средства.

Барон Мюллер нарушил свое обещание. Он не прибыл в оговоренное время в Хартум и не прислал столь необходимые деньги. Турецкий полковник Хусейн Арха выделил сумму в 2000 пиастров. Своим же европейским «друзьям» Брем даже не направил писем: он знал, что его мольбы останутся без ответа.

Полученные суммы дали возможность совершить несколько охотничьих экспедиций на Голубой Нил, чтобы заработать хотя бы немного денег. Наняв лодки, он взял с собой местного нубийского охотника Томбольдо, непревзойденного мастера своего дела. Утром они стреляли птиц, а уже вечером их препарированные тушки укладывались в водостойкие коробочки и готовились к отправке. Вода была повсюду, она настойчиво билась в лодку, угрожая залить все добытые материалы.

С конца сентября уровень воды начал падать. Нездоровый климат выматывал людей. Первым свалился от малярии сам Брем. Потом заболели Тишендорф и четыре рабочих-араба. О работе в этих условиях нечего было и думать. Несколько здоровых людей занимались уходом за больными. Хотели путешественники того или нет, пришлось возвращаться в Хартум. Там Брем едва смог добраться до своей квартиры. Но не только физическое состояние вселяло беспокойство. Из Европы по-прежнему не было никаких сообщений, не говоря уже о денежных переводах. В отчаянии Брем сделал шаг, которого он всеми способами пытался избежать раньше: он попросил кредит у торговца Никола Уливи. «Я назвал сумму в три тысячи пиастров. Никола потребовал 3 процента ежемесячной выплаты. К тому же он обязывал нанять его лодку, но у него было на 60 процентов дороже».

Из дневника: Умирающий хватается за соломинку

«Наши обстоятельства становились все хуже. Из Европы мы не получали ни писем, ни векселей. Все мои старание занять в Хартуме денег оказались неудачными. Под конец я был принужден обратиться к Никола Уливи, перед его отъездом на Белую реку. Я послал к нему Контарини для переговоров, и был немало удивлен услышав, что Никола объявил, что даст мне незначительную сумму. Я отправился в его диван со своим верным Али-ара. Никола принял меня весьма приветливо.

«Вы желаете получить от меня денег, многоуважаемый господин; я с удовольствием исполню ваше желание. Но я купец, и потому вы не удивитесь, что я могу дать взаймы лишь с процентами. Потом я полагаю, что вам будет полезно взять мою барку для вашего путешествия. Я ее отдам вам за семь тысяч пиастров в месяц. А сколько пиастров вам нужно?»

Я объявил, что мне нужна сумма в три тысячи пиастров, и Никола потребовал пять процентов в месяц. К этому присоединилась стоимость барки, на которую был лишь намек, но я знал, что было необходимо нанять ее, несмотря на то, что цена ее была на шестьдесят процентов дороже своей стоимости. Внутри меня так и кипела досада, но мне казалось, что не оставалось другого средства для получения денег; поэтому я позволил обмануть себя, обещая за барку тысячу двести пиастров, или восемьдесят прусских талеров, и кроме этого, на всю сумму (в последнюю включаются две тысячи пиастров за наем барки) шестьдесят процентов росту. Выручка Никола была в двести восемьдесят талеров. И я согласился на это условие — потому что был принужден к этому! Как утопающий хватается за соломинку, так и я в отчаянии ухватился за этот последний спасительный якорь. Что происходило в моей душе тогда, об этом никто не узнает. Я видел свою гибель и чувствовал, что неведомая рука тащит меня на самое дно пропасти; я должен был скрыть свои чувства от своего мучителя. Мы сосчитали всю сумму, и я обещал представить на нее вексель. Никола при счете еще раз попробовал надуть меня на двадцать процентов.

Тут уж я не мог сдержать своего негодования. Страшная ярость овладела мной; мощной рукой схватил я мошенника за его длинную бороду и начал бить его своей нильской плетью до тех пор, пока мог пошевелить рукою. Это продолжалось долгое время. Али-ара с заряженным пистолетом охранял дверь дивана, чтоб слуги не явились на помощь кричащему Ульви. Святое правосудие! Прости, если я тогда захватил твои права! Я еще до сих пор благодарен, что моя рука была так сильна!

Наконец Ульви вырвался из моих рук, убежал и закричал мне из своего гарема: «Maladetto, посмотрим, где ты теперь достанешь денег». Я ушел из дивана, не отвечая на слова наказанного ростовщика.

Когда гнев мой прошел, я начал думать о нашем положении. Я не видел выхода из денежного затруднения.

Вдруг мне пришло в голову попросить пашу о деньгах. Я написал ему прошение, в котором представил свое положение, рассказал о низости европейцев и под конец просил его одолжить на четыре месяца пять тысяч пиастров. В течении этого времени я надеялся получить из дому деньги и ими погасить долг. Переведя письмо на арабский язык, я послал его паше с Али-ара. В тот же день я получил ответ. По турецкому обычаю паша написал на другой стороне посланного мною листа приказ казначею мудирии. Он заключался в следующих словах: «Мы решились согласиться на просьбу немца, Халиль-эффенди, и приказываем вам выдать ему пять тысяч пиастров без процентов. Возьмите с него расписку. Если же по истечении четырех месяцев этот господин не будет в состоянии возвратить в правительственную кассу взятые им деньги, то перешлите ко мне его расписку и высчитывайте сумму в пять тысяч пиастров из наших доходов. О дальнейшем мы распорядимся впоследствии».