От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Ненюков cтр.№ 107

Однако рассуждать мне не приходилось, а нужно было исполнять то, что приказывают. На другой день я представился генералу Деникину.

Главнокомандующий жил в Таганроге в обстановке, уже более соответствующей его высокому званию, но все же весьма скромно. Он занимал небольшой особняк, просто меблированный, любил гулять пешком, без всякой свиты, и развлекался купанием в море. Аудиенция была непродолжительная: я присутствовал при докладе адмирала Герасимова, по окончании которого генерал Деникин выразил мне надежду, что я приведу флот в порядок. На этом мы и простились. Далее начались переговоры с адмиралом Герасимовым относительно составления штатов штаба. Начальником штаба ко мне был назначен контр-адмирал Бубнов, человек очень талантливый, но склонный к интригам. Впоследствии мне пришлось сильно пожалеть, что я согласился на это назначение, но в то время выбирать было чрезвычайно трудно, так как я почти не знал личного состава Черноморского флота. Флаг-капитаном по оперативной части Герасимов мне подсунул капитана 2-го ранга Родионова, ^[358] от которого он хотел избавиться сам. Это был человек неглупый, но с огромным самомнением. Остальных офицеров мне предоставили выбрать самому в Севастополе.

В Таганроге я пробыл два дня в различных хлопотах и успел повидать некоторых знакомых: генерал Трухачев, мой сослуживец по Ставке, был дежурным генералом в штабе главнокомандующего и жил с семьей в хорошей и удобной квартире. Генерал Тихменев, также сослуживец по Ставке, был начальником военных сообщений. Генерал Лукомский был председателем совета при главнокомандующем, составленного из общественных деятелей. Мне пришлось даже присутствовать на одном из заседаний совета, когда обсуждался вопрос о распределении мариупольского угля между различными учреждениями и в том числе флотом. Совет состоял из нескольких десятков членов. Первую скрипку в нем играли кадеты Федоров ^[359] и Астров ^[360] и, по мнению многих, приносили немало вреда. Этот совет, будучи совещательным органом при главнокомандующем, выполнял функции законодательного учреждения, и ему приписывают бюрократизацию и омертвение живого организма Добровольческой армии, действовавшего прекрасно, пока армия была маленькой и все было основано на доверии.

Как я уже упоминал, телеграфная и почтовая связь во время Гражданской войны действовала очень неисправно, вследствие чего централизация была физически невозможна, а совет, памятуя прежние российские порядки, не хотел считаться с новыми условиями жизни.

Кажется, на другой день моем по приезде в Таганрог я рано утром сидел и пил кофе на террасе гостиницы, как вдруг услышал свое имя с улицы. Оборачиваюсь и вижу какого-то старичка в поношенном штатском платье и довольно жалкого вида.

– Не узнаёте?

– Нет.

– Юрий Данилов. ^[361]

– Да что вы говорите!

Присмотревшись, я, конечно, узнал его, но как он переменился за два года, что я его не видел. Почти совершенно седая голова и худоба, как у голодающего индуса. Он, конечно, сейчас же подсел ко мне и рассказал свою историю. Он служил у большевиков, участвовал при заключении Брест-Литовского мира, а когда началась гражданская война, то сбежал от них и с большими затруднениями и опасностями пробрался на юг, в армию Деникина. Он подал прошение о приеме на службу и ожидал решения комиссии, которая занималась специально разбором поведения генералов и офицеров, служивших у большевиков.

На эту комиссию было очень много нареканий, и многие считали ее вредной для дела. С своей стороны, думаю, что это чрезвычайно деликатный вопрос. Большевистские шпионы кишели повсюду, и притом среди них были лица всевозможных профессий до царских генералов включительно. И тот и другой лагерь изобиловали провокаторами. Это по преимуществу были азартные игроки, которые ставили на карту свою честь и жизнь и иногда ухитрялись делать это несколько раз, переходя из одного стана в другой. Комиссия должна была браковать сомнительных лиц, но благодаря трудности подобной работы плохо разбиралась в делах и часто браковала хороших людей и весьма вероятно пропускала негодяев.

Хороших работников в администрации Юга России было вообще чрезвычайно мало, а потому, мне кажется, было бы выгоднее брать без строгой и обидной политической проверки, но зато следовало бы иметь хорошую контрразведку и беспощадно карать за провокаторство и измену. К сожалению, у нас контрразведка хромала на обе ноги. Туда брали отъявленных мерзавцев, которые за деньги были готовы служить кому угодно, хотя бы самому сатане. Конечно, были и исключения, о чем я скажу дальше.

Возвратился я в Ессентуки уже с удобствами, в отдельном купе. Мои сборы были недолгие. На другой день я и Бубнов, взяв свои семьи, выехали в Новороссийск. Дорога прошла вполне благополучно, но на одной станции ночью нам пришлось задержаться, так как на соседнем пути пылали шесть вагонов-цистерн с керосином, и пожар был так силен, что опасались везти мимо поезд, чтобы он также не загорелся. По-видимому, это были проделки большевиков, всячески старавшихся пакостить в тылу Добровольческой армии. Картина пожара была очень красивая, но наводила на печальные размышления. Троцкий сыпал деньгами, благо, печатный станок работал без отказа, и его агенты действовали повсюду, а у нас был введен режим строгой экономии и старались урезать каждую копейку, хотя печатные станки действовали и у нас.

В Новороссийске меня встретил командир порта контрадмирал Клыков ^[362] со списком нужд Новороссийского порта, удовлетворить которые, конечно, не было никакой возможности. Там действовал уже не военный губернатор, а главнокомандующий генерал Добророльский ^[363] с большими правами. Начальником штаба у него оказался мой старый знакомый по Измаилу полковник Кардашенко, и то, что он мне рассказал про свое начальство, можно было бы охарактеризовать двумя словами: «скверный анекдот». Я лично не был знаком с генералом Добророльским, но слышал, что он занимал высокие места в военной администрации, почему меня чрезвычайно поразил рассказ Кардашенко, но другие мои знакомые и сослуживцы подтвердили мне все им сказанное. Впоследствии в эмиграции генерал Добророльский явно продался большевикам и играл скандальную роль на процессе Конради ^[364] в Женеве.