Человек, лишённый малой родины - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Неволин cтр.№ 29

В конце 1942-го и в начале 1943 годов шёл активный призыв в армию мужчин 1924 и 1925 годов рождения – моих бывших одноклассников. И не только из Асино, но и с участков, и из Батурино. Я не успевал провожать команды на вокзал.

В очередной раз я поехал в Пышкино проводить участковых ребят. Напоследок выпили (где-то нашли самогонки), попрощались, и с большинством навсегда, поскольку попали мои товарищи в самое пекло войны. В эти дни мой старший брат Саша писал с фронта: «Все эти юнцы гибнут десятками тысяч. Их бросают в бой, а они, бедные, кричат «мама!» Необученные, невооружённые, не кормленные как следует. Дадут стопку водки – и в бой!».

Примерно семьдесят процентов всех моих одноклассников не вернулись с фронта. А кто уцелел, уже не возвратился в ссылку.

Этой же зимой призвали в армию брата Васю. Сначала он проходил службу военным врачом в городе Бердске недалеко от Новосибирска. Когда сообщили, что брата увозят на фронт, я захотел повидаться с ним перед отправкой. Для проезда по железной дороге нужно было разрешение милиции. И хотя я иногда возил жену начальника милиции на их вечеринки, он не дал мне разрешения для поездки к брату. Сказал: не уважительная причина для выезда.

Среди моих знакомых по ссылке, не вернувшихся с войны, Ваня Михайлов, Гоша Петров, Ваня Калачёв, Сеня Пичугин, Саня Сухорослов, Миша Чайка, Миша Оралов, Георгий Калачёв, Ваня Макаров, Саша Ермаков, двое Золотухиных, Семён Горбунов…

Да разве всех перечислишь! Все они были очень молоды. Не успели даже познать юношескую любовь, не испытали прикосновения девичьих губ. Прямо из ссылки – и на смертную Голгофу!

Как мы отдыхали все вместе после уроков? Кроме кино, никаких коллективных выходов класса не было. Правда, мы посещали «взрослые» танцы, но там больше глазели, поскольку кавалерами были военные из училища размещённой в Асино пехотной дивизии, формирующейся на фронт. Командиры все были в ремнях, с пистолетами и наганами.

Старшеклассники тоже уже тянулись к женскому полу. Были школьные романы, крепкая дружба. Я дружил с десяти-классницей-отличницей Марией Кусковой. Потом она училась и успешно окончила Томский университет. Дальнейшей её судьбы не знаю. Карпов и Иванников тоже дружили с девочками, но вся дружба ограничивалась походами в кино и совместными занятиями.

В начале января 1943 года я проходил приписку в райвоенкомате и медкомиссию и был признан годным к военной службе. Однако на мандатной комиссии я дал маху. Сознался, что мои родители – ссыльные, отбывающие ссылку в Пышкино-Троицком районе, и потому был сразу переведён в разряд призывников с ограничением службы в престижных родах войск. Для меня теперь годились только сапёрные, строительные войска или горемычная пехота, что меня, конечно, огорчило. А ведь в Асино никто даже из моих близких друзей, кроме Алика Литвинова, не знал, что я из ссыльных сибулонцев.

Учёба шла своим чередом. Учились. По всем правилам занимались военной подготовкой. Изучали оружие, ориентирование на местности, правила рукопашного боя. Военрук сформировал из нас роту. Меня назначили командиром взвода. Эти занятия здорово пригодились потом мне в дальнейшем.

Мы ежедневно наблюдали, как шло формирование войсковых частей, идущих на фронт. На солдат-новобранцев было жалко смотреть. Одевали их плохо, кормили тоже. Мы ходили с ними в одну баню и видели, как они стоя спят, измученные ежедневными занятиями в поле. Не лучше жили и курсанты пехотного училища. За шесть месяцев их делали офицерами – и на фронт! В общем, в Асино была в полном смысле лагерная и военная обстановка. Теперь и я в свои шестнадцать лет официально считался военнообязанным.

Идеологическому воспитанию большевики придавали первостепенное значение. Хочу напомнить, с чего начиналось воспитание моего мировоззрения. С младенческих лет, едва я начал осознавать себя как человеческое существо, моей душой, всеми моими мыслями владела моя бабушка (бабонька) – истинно верующая старообрядка. До самой школы я фанатично исполнял все религиозные обряды, какие выполняла она сама. Мы вместе «ходили под Богом» и молились, молились, чтобы Господь помог нам выжить, обеспечить сносное существование, дать тепло и одежду.

Далее моё мировоззрение начало формироваться школой, учительницей, окружающей обстановкой. Ведь, несмотря на то что учителя были тоже из ссыльных, они твёрдо придерживались школьной программы, в которую крепко-накрепко была заложена коммунистическая идеология. И первым своим врагом большевики считали религию. С нею коммунисты вели жесточайшую войну, проводя репрессии против священнослужителей. У нас в посёлках, конечно, церквей не было, но их варварское разрушение повсеместно шло по всей стране.

Мне до сих пор кажется совершенно неоправданной в России эта жестокая война коммунистической партии с русской православной верой. Ведь в основу коммунистических идеалов были положены основные каноны христианства о гуманности и справедливости. Зачем нужно было противопоставлять одно другому, тем более добиваться уничтожения религии запрещёнными методами, фактически присваивая себе чужое? Наверное, эту борьбу можно объяснить тем, что большевики не терпели никакого инакомыслия, считая, что только им доверено владеть душами и думами людей.

Борьбу со старым режимом, с прежним укладом жизни партия вела по нескольким направлениям. Прежде всего, велась оголтелая атеистическая, антирелигиозная пропаганда в школе. Запрещалось носить нательные крестики, креститься, ходить в церковь, молиться, отмечать церковные праздники. Запрещены были даже рождественские ёлки (позднее их заменили новогодними).

Организовывались кружки безбожников, читались антирелигиозные лекции. В учебных программах, книгах, в газетах и журналах критиковалась так называемая поповщина, осмеивалось богослужение, помещались всевозможные карикатуры на священнослужителей. Их обвиняли в пьянстве и аморальности. Слово «поп» стало оскорбительным и уничижительным в отношении любого человека. Среди хулителей этого уважаемого религиозного сана никто и понятия не имел, что истинное значение слова «поп» – пастырь овец православных. И нет в нём ничего унизительного.

Под напором идеологических антирелигиозных страстей и сложившейся школьной обстановки я постепенно утрачивал свою прежнюю приверженность к старообрядческим канонам. К тому же всё меньше оставалось времени молиться по утрам и вечерам.

Сыграл свою роль и отъезд моей наставницы бабоньки к дочери в Ачинск для поправки здоровья. Без неё и мои родители потеряли прежнюю стойкость в вере, стали жить по новым порядкам, поскольку потеряли связи со староверческими семьями, переехав сначала на Первый, а потом и на Второй участок. Я уже не говорю, как издевались над старообрядческими обычаями и верой приставленные к ссыльным крестьянам держиморды-коменданты.

Вот так со временем я почти перестал молиться, но всё же скажу, никогда в своей жизни не забывал Бога. Теперь я понимал, что Бог не сидит на небе и не смотрит на меня ежесекундно, но по-прежнему верил, что какие-то божественные силы существуют и управляют вселенной. Когда мне становилось трудно, я всегда обращался к Богу и просил его помощи.