Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Френкель, Роджер Мэнвелл cтр.№ 58

Восемь месяцев, прошедших с января по август 1943 года и вместивших не только назначение на должность министра внутренних дел, но и падение Муссолини и измену Италии, были для Гиммлера невероятно сложными. («Долгими», – как с иронией замечает Шелленберг.) Фактически ему пришлось заново завоевывать доверие Гитлера, серьезно подорванное инцидентом с побегом Хории Симы, однако, несмотря на это, за пределами гитлеровского «двора» авторитет и влияние Гиммлера продолжали расти. Правда, как утверждает Райтлингер, в это время Гиммлер не имел непосредственного доступа к Гитлеру, проводившему большую часть времени в Растенбурге, однако это вовсе не означает, что он не поддерживал с фюрером никаких контактов.

Много времени и сил отнимала у Гиммлера борьба с Борманом за влияние на Гитлера, хотя обоим хватало ума не делать это открыто. По словам Шелленберга, ненавидевшего Бормана, «контраст между ним и Гиммлером был поистине гротескным; если Гиммлер представлялся мне похожим на аиста на заросшем лилиями пруду, то Борман скорее напоминал свинью в картофельном поле». В этой борьбе Гиммлер допустил немало ошибок, которые Борман использовал в своих интересах; одной из таких ошибок были взятые взаймы из партийных фондов 80 тысяч марок, которые Гиммлер при посредничестве Бормана получил для нужд своей любовницы Хедвиг.

Став в апреле 1943 года личным секретарем Гитлера, Борман все сильнее влиял на повседневную жизнь фюрера; превратившись в его постоянного спутника, он разделял его тревоги, успокаивал нервы, разъяснял военную ситуацию, в которой Гитлер с каждым днем все больше запутывался, и как следствие имел возможность «подсказывать» ему, какое решение следует принять в каждом конкретном случае.

«Фюрер настолько привык к Борману, – жаловался Гиммлер Шелленбергу, – что ограничить его влияние будет крайне трудно. Мне раз за разом приходится договариваться с ним, хотя мой долг – избавиться от него. Надеюсь, в конце концов мне удастся его перехитрить. Борман несет ответственность за многие ошибочные решения фюрера. Фактически он не просто соглашается с его позицией, но и заставляет действовать еще более бескомпромиссно»²³.

Сам Шелленберг явно получал удовольствие, повергая своего патрона в смущение постоянными напоминаниями о его обещании устранить Риббентропа:

«Из-за отражения в стеклах очков я едва мог видеть его глаза… Поэтому у меня выработалась привычка смотреть ему в лоб, в точку, расположенную чуть выше переносицы; от этого ему уже через несколько минут становилось не по себе. Он принимался делать какие-то заметки или выдвигать и задвигать ящик стола, чтобы избежать моего взгляда. В тот раз… он сказал: «Я могу убрать Риббентропа лишь с помощью Бормана, но в результате мы получим еще более радикальный политический курс».

В марте 1943 года Геббельс, надеявшийся сколотить из нацистских лидеров старой закалки влиятельную группу, способную противостоять союзу Бормана, Риббентропа, Ламмерса и Кейтеля, провел серию личных встреч с Герингом. Гиммлера он изначально рассматривал как своего потенциального союзника. Его план состоял в том, чтобы «растормошить» Геринга и заставить его вновь созвать предвоенный совет министров, в котором значительным авторитетом пользовалась оппозиционная группа Геббельса, Гиммлера, Шпеера и Лея. Уже в мае Геббельс с удовлетворением отмечает в своем дневнике, что Гиммлер одобрительно отозвался о деятельности его министерства и подверг резкой критике министра внутренних дел Фрика, которого презирал за отсутствие инициативы и качеств лидера. Вместе с тем помощник Геббельса Земмлер, который вел собственный дневник, писал в марте, что Геббельс с одинаковым подозрением относится и к Гиммлеру, и Борману. «Ни один из этой троицы не доверял другому по-настоящему».

Нельзя, однако, сказать, чтобы Борман был настроен враждебно в отношении Гиммлера. Просто он твердо решил вклиниться между фюрером и рейхсфюрером, чья ставка в Биркенвальде в Восточной Пруссии находилась милях в тридцати от «Волчьего логова». Для Бормана (отец которого, по словам Риббентропа, играл в духовом оркестре, до 1914 года нередко выступавшем на английских приморских бульварах) Гиммлер всегда был «дядюшкой Генрихом», однако, будучи главой партийной канцелярии, контролировавшей партийную машину в масштабах всей Германии, Борман обладал достаточными возможностями, чтобы нейтрализовать влияние таких невероятно могущественных людей, какими Гиммлер и Геббельс стали в период между 1943 годом и концом войны.

Гиммлер тем временем создавал свою бюрократическую империю. Помимо Ваффен-СС у него в подчинении находилось теперь около 40 тысяч работников управляющего аппарата СС, а штат главного управления имперской безопасности вырос до 60 тысяч человек. Единолично управляя этой внушительной силой, Гиммлер весьма ревниво относился к любым посягательствам на свои полномочия. Так, встречаясь 11 апреля в Берхтесгадене с генералом СС Хайнцем Гудерианом (блестящим знатоком тактики и специалистом по использованию бронетанковых войск в современной войне, на протяжении некоторого времени находившимся не у дел и лишь недавно назначенным Гитлером главным инспектором танковых войск), Гиммлер довольно резко выступил против передачи новых танковых дивизий СС в оперативное управление армейского командования. Ни Гиммлер, ни Гитлер не хотели, чтобы СС, превратившиеся к тому времени в личную гвардию нацистского руководства, смешивались с армией. Гудериан так и не смог добиться, чтобы Гиммлер повлиял на фюрера; само выражение лица Гиммлера заставило его отбросить всякие мысли о предоставлении армейскому командованию более широких полномочий, означавших «ограничение власти Гитлера».

Параллельно с расширением Ваффен-СС Гиммлер разрабатывал и другое перспективное направление, способное еще больше укрепить его позиции. В апреле 1943 года он впервые посетил ракетное предприятие в Пенемюнде, где встречался с генерал-майором Вальтером Дорнбергером – военным и ученым-исследователем, отвечавшим за создание и усовершенствование жидкостного реактивного двигателя. Первая экспериментальная ракета с таким двигателем, впоследствии получившая название «Фау-2», была успешно запущена еще в октябре 1942 года, и Гиммлер стремился узнать об этом сверхсекретном оружии как можно больше²⁴. Дорнбергер так описывает поведение и внешность Гиммлера:

«Он показался мне похожим на интеллигентного учителя начальной школы, а отнюдь не на человека, способного к насилию или жестокости… Из-под средней высоты лба на меня смотрели сквозь стекла пенсне серо-голубые глаза, светившиеся спокойным любопытством. Подстриженные усики под прямым носом правильной формы прочерчивали единственную темную линию на его нездоровом бледном лице. Губы были бесцветными и очень тонкими, необычным казалось только почти полное отсутствие подбородка. Кожа на шее была дряблой и сморщенной. С лица рейхсфюрера не сходила легкая улыбка, которая по временам казалась мне не то насмешливой, не то презрительной. Иногда она становилась немного шире, и тогда между губами ненадолго показывались превосходные белые зубы. Тонкие, бледные и почти по-девичьи мягкие руки, оплетенные голубоватыми венами, во время нашего разговора неподвижно лежали на столе».

Вскоре Дорнбергеру стала известна и причина приезда к нему Гиммлера. «Я здесь, чтобы защитить вас от саботажа и измены», – заявил он. Пенемюнде, по его словам, находилось слишком на виду, в то время как обеспечение секретности проводившихся там работ было вопросом национального значения и предметом заботы не только армии, к ведению которой формально были отнесены исследования, но и государства в целом. Перед отъездом Гиммлер пообещал Дорнбергеру, что вернется для более детального разговора. «Меня очень интересует ваша работа, – сказал он. – Возможно, я сумею вам помочь».