Шарлотта Корде - читать онлайн книгу. Автор: Елена Морозова cтр.№ 6

Тираноборец Брут, возглавивший заговор против Цезаря, без преувеличения, стал самым популярным античным героем французских республиканцев, его чаще всего упоминали в речах — к месту и не к месту. С его образом ассоциировались определенная система политических взглядов, определенная мораль и модель поведения. По словам Плутарха, Брут усовершенствовал свой нрав тщательным воспитанием и философскими занятиями, прекрасно сочетавшимися с его природными качествами — степенностью и сдержанностью. «Вдумчивый и строгий от природы, он откликался не на всякую просьбу, и не вдруг, но лишь по здравому выбору и размышлению, а убедившись, что просьба справедлива, принимал решение раз и навсегда, от намеченной цели не отступал и действовал, не щадя трудов и усилий». Поэтому, как свидетельствует Антоний, «один лишь Брут выступил против Цезаря, увлеченный кажущимся блеском и величием этого деяния, меж тем как все прочие заговорщики просто ненавидели диктатора и завидовали ему». Питая ненависть к пороку и к тиранам, Брут нанес удар кинжалом Цезарю ради общей свободы, преследуя единственную цель — вернуть римлянам прежнюю республику. Даже такое тяжкое обвинение, как предательство друга и спасителя, коим Цезарь выступал по отношению к Бруту, не смущало принципиальных поборников республиканских добродетелей. И восторженные почитатели Брута пролистывали те страницы, где Плутарх ставил под сомнение необходимость совершенного им поступка. В частности, греческий историк писал: «Власть Цезаря только при возникновении доставила много горя, потом же для тех, кто принял ее и смирился, сохраняла лишь имя и видимость неограниченного господства, и ни в одном жестоком тираническом поступке виновна не была; мало того, казалось, будто само божество ниспослало жаждущему единовластия государству целителя самого кроткого и милосердного. Вот почему римский народ сразу же ощутил тоску по убитому и проникся неумолимой злобой к убийцам».

Принципиальный Брут являл собой образцовую модель тираноборца, героя, утверждавшего законность ценой собственной жизни. Полагая узурпацию власти Цезарем незаконной, он низверг тирана непосредственно в сенате, месте, где создавались законы. Безукоризненная добродетель Брута, не получавшего никаких личных выгод от убийства Цезаря, приравняла его поступок к подвигу во имя свободы, а его смерть — Брут закололся мечом в преддверии неминуемого поражения — возвеличила образ тираноборца, готового пожертвовать жизнью во имя закона.

Отчего образы суровых героев Античности стали столь притягательными для юной мадемуазель Корде? Отчего вместо романов она с упоением читала «Философическую и политическую историю обеих Индий» аббата Рейналя? «Природа не награждает нас одними и теми же способностями и средствами защиты, между людьми изначально существует неравенство, и ничто не может исправить его. Оно будет вечно, но посредством хорошего законодательства можно добиться если не разрушения сего неравенства, но воспрепятствования злоупотреблений, из него проистекающих», — писал Рейналь, и эта похвала справедливых законов была созвучна героической законопослушности героев античных республик. Отчего от дяди-священника домой вернулась не прилежная прихожанка — как следовало бы ожидать, — а юная республиканка, которую уроки катехизиса и священной истории, похоже, оставили совершенно равнодушной? Потому что книги, которые она прочла у него в доме, произвели на нее столь сильное впечатление, что вытеснили все остальные помыслы? Или же в силу цельности характера, независимого, целеустремленного, способного пылать только одной страстью? А может, потому, что, привыкнув жить в мире фантазий, она превратила свой мир воображаемого в мир героической древности, населенный величественными образами, мир, где место христианских идеалов заняли гражданские добродетели и законы?

Этой девушке, ставшей, по ее собственным словам, «республиканкой задолго до революции», наверное, надо было родиться в героические времена Афин, Спарты и Рима. «Прекрасные времена древности являют нам великие и великодушные Республики! Тогдашние герои не были людьми обыденными, как в наши дни; они хотели свободы и независимости для всех людей! Все для отечества и только для отечества!» Слова Шарлотты вполне могли звучать в устах героев ее великого предка. Ее подруги в воспоминаниях своих с восхищением и изумлением писали про возвышенный образ мыслей мадемуазель Корде, поражавшей их своей увлеченностью и постоянной готовностью цитировать древних.

«Самая отважная героиня Французской революции, мстительница Шарлотта Корде принадлежит к числу потомков Корнеля. Если бы кто-нибудь пожелал дать в дочери великому Корнелю девушку более достойную, он вряд ли смог бы найти таковую. А если бы кто-нибудь захотел найти для Шарлотты Корде более прославленного и более достойного предка, вряд ли он смог бы его отыскать», — написал Жюль Жанен и заключил: «Воистину, в ее жилах текла кровь Эмилии и Паулины» ^[14].

Об отношениях между супругами Корде мнения биографов Шарлотты расходятся. Одни пишут, что в семье всегда царили согласие и взаимопонимание, другие — что мир в семье достигался прежде всего тем, что мадам Корде добровольно сделалась рабой своего раздражительного супруга, ни в чем ему не перечила и безропотно выдерживала инвективы, адресованные ее братьям, отказавшимся выплатить обещанное за ней приданое. (Отметим, что сестре ее приданого от братьев также недосталось…) Вину братьев мадам Корде старалась искупить послушанием и усердным трудом по хозяйству. Гнетущее чувство не могло не отразиться отрицательно и на ее здоровье, и на атмосфере в доме. Шарлотта старательно помогала матери по хозяйству, особенно когда оказалось, что сорокашестилетняя мадам Корде вновь ждет ребенка и не в состоянии более хлопотать по дому.

В ночь с 7 на 8 апреля 1782 года случилось непоправимое: супруга Корде скончалась от тяжелых родов, а следом за ней и явившийся на свет слабенький младенец. Дети, отправленные в самый дальний от спальни роженицы угол дома, всю ночь со страхом прислушивались к доносившимся оттуда глухим звукам. А когда наконец наступила тишина, четырнадцатилетняя Шарлотта первой поняла, что произошло. Одни биографы пишут, что Шарлотта считала виновником смерти матери отца, заставившего супругу рожать несмотря на слабое здоровье, и эта смерть подспудно стала еще одной причиной, по которой мадемуазель Корде не испытывала симпатии к мужчинам и резко отрицательно относилась к браку. Другие же, напротив, утверждают, что после смерти матери Шарлотта сблизилась с отцом, и в доказательство приводят стихи, написанные ею в период траура по матери, ко дню рождения отца:

После смерти жены перед Корде встала задача: как обустроить жизнь? Занятый судебными тяжбами, Жак Франсуа Алексис не привык заботиться ни о себе, ни тем более о детях, ибо этим всегда занималась жена, а когда та практически перестала вставать с кресла, ее обязанности легли на плечи старшей дочери.