Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой - читать онлайн книгу. Автор: Мэрилин Монро cтр.№ 64

Так во всем, он позволил Хьюстону окончательно выхолостить сценарий, а потом сокрушался по поводу упущенных возможностей. Интеллигент чертов! Сначала долго смотрит, как мне колют наркотик, а потом вздыхает, что это вредно. Если ты понимаешь, то гони в шею всех врачей, собственноручно выброси лекарства, дай пинка Поле, а не сокрушайся. Я ненавидела Миллера за это невмешательство и последующее осуждение! Мне кажется, он будет стоять на берегу, глядя, как я тону, а потом долго рассказывать всем, как советовал покрепче держаться за спасательный круг (хорошо, чтоб его еще и кинул кто-то другой). Он готов поддерживать тех, кто способен идти сам, а тем, кто на костылях, всегда даст дельный совет:

– Не оступись, не поскользнись, ставь костыль ровнее.

Меня обвиняли в смерти Кларка Гейбла, мол, своими опозданиями я заставляла его ждать на жаре по несколько часов, ему якобы было смертельно скучно. Но это не так! То есть я не хочу сказать, что не опаздывала или Гейбл не скучал, просто он был даже доволен затяжкой съемок. Понимаете, по контракту съемки с Кларком Гейблом всегда начинались, а главное, заканчивались минута в минуту, все сверх того оплачивалось отдельно и по сумасшедшему тарифу. Кларку, видно, подсказали, и в контракте он оговорил такое условие, как стоимость сверхурочных, если приходится работать не по его вине. Гейбл талант, он работал прекрасно, был очень пунктуален и получал за мои опоздания 50 000 долларов еженедельно. Согласитесь, неплохая компенсация необходимости дремать в кресле первую половину дня.

Да, в Неваде было очень жарко, всем приходилось потеть и мучиться, но Гейбл же не сидел на солнце, он отдыхал в своей гримерке под вентилятором. Просто не нужно было изображать из себя ковбоя и работать наравне с каскадерами, все же Кларку не двадцать лет.

Конечно, это вовсе не оправдание, в его смерти обвинили меня, а уж Артур и Хьюстон особенно. Миллер выплеснул на меня всю свою ненависть, словно я собственноручно придушила Кларка Гейбла в Неваде. Неужели нельзя просто и спокойно развестись? Он разочаровался во мне? Но ведь и я в нем тоже, почему его разочарование стоит принимать во внимание, а мое нет?

Но если бы жена Кларка Гейбла Кэй считала меня виновной в его гибели, разве позвала бы на крестины их младенца Джона Кларка, родившегося уже после смерти отца? Она молодец, сумела переступить через все нашептывания и сплетни, своим приглашением Кэй показала всем, что не считает меня ни в чем виноватой. Я готова просто носить и маму, и малыша на руках, задарить их подарками, но не только из чувства благодарности, я вообще обожаю детей, а уж сына Кларка Гейбла чувствовала своим младшим братишкой. Глупости? Ничуть, он продолжение обожаемого мной человека.

В этом обожании не было ничего дурного, никакой сексуальности или попытки завести с ним интрижку. С Кларком Гейблом очень легко и душевно работать, несмотря на все тяготы съемок «Неприкаянных». Он безумно талантливый и тактичный человек, вот Гейбл ни за что не сказал бы, что целовать меня все равно что целовать Гитлера, даже если ему это было просто омерзительно. Нет, Кларк сумел бы скрыть свои негативные чувства, чтобы не портить мне настроение и жизнь.

Я не могу говорить о Кларке Гейбле в прошедшем времени. Он просто уехал на съемки и скоро вернется. Когда я сказала об этом Кэй, она расплакалась:

– Мне кажется так же. Хотя и похоронила Кларка…

– Ничего подобного! Это был его экранный образ в «Неприкаянных». Омерзительный фильм, который стоило бы похоронить вместо Кларка.

Удивительно, Док, люди, которые близко знакомы или знакомы со мной едва, делятся на три категории. Одни, и таких большинство, считают глупой фигуристой блондинкой, ни на что не способной, которая только и годна, чтобы демонстрировать свое тело и вызывать сексуальное возбуждение.

Сбылась мечта сыграть с Кларком Гейблом

Другие, их много меньше, они знакомы со мной ближе, знают, что я на многое способна, но при этом считают, что не способна сама, без чьего-то руководства и опеки. Такие воспринимают меня маленькой, заблудившейся в жизни девочкой, которую нужно крепко держать за руку и вести за собой. При этом хорошо бы и глаза завязать, чтобы не задавала лишних вопросов вроде «куда ведет эта тропинка?», «почему она узкая?», «мы движемся вверх или вниз?». Мои наставники сначала долго и серьезно учат меня, как делать каждый шаг, а потом презирают за то, что поступаю только по их подсказке. Иногда они даже сами не понимают, что крепко берут за руку, не позволяя шагнуть хоть чуть в сторону, но при этом требуют самостоятельности и корят за ее отсутствие. Откуда возьмется самостоятельность у человека с завязанными глазами, вынужденного на каждом шагу спрашивать, туда ли он ставит ногу? Только если шагнуть, забыв об осторожности, пусть и в пропасть.

Но если я только заношу ногу, чтобы сделать такой шаг, раздаются крики:

– Остановись! Ты не знаешь, куда идти!

Я инвалид, мои ноги переставляют, мои руки передвигают, мне подсказывают слова и действия, поступки и мысли. Нет, я не инвалид, а марионетка, вынужденная каждую минуту поступать по воле моих кукловодов. Когда понимаешь это, становится страшно. Получается, что я ни на что не способна сама по себе? Я не способна играть без подсказки сначала Наташи Лайтесс, потом Полы Страсберг, не способна сама понять роль, сама произнести реплику, сама почувствовать, что именно должна выразить в сцене.

Постоянная опека породила жуткую зависимость в постоянном наставлении и похвале. Если я не слышу одобрения Полы или Ли, подтверждения, что произнесла фразу без запинки с нужной интонацией и сделала нужный жест, я теряюсь. Глупо, потому что при одной мысли, что сделаю что-то не так, неправильно, собьюсь или сфальшивлю, я тут же запинаюсь, забываю текст и фальшивлю или вообще останавливаюсь.

Все считают, что я не способна выучить даже маленький текст и произнести его без ошибок, но это не так. Просто я жду этих ошибок, жду запинки, жду, что забуду. Если чего-то боишься или ждешь, оно обязательно происходит. Почему ни Наташа, ни Пола никогда не внушали мне, что я все смогу сама, без поддержки, что я взрослая женщина и вполне способна, отрепетировав сцену заранее, больше не обращаться взглядом к наставницам во время съемки?

Простите, Док, я снова принялась говорить на тему, о которой уже рассуждала. Я не так глупа и забывчива, все прекрасно помню, что говорила и делала, просто я не уверена в себе, а потому иногда повторяюсь, хожу и хожу по кругу.

Мне кажется, что если бы мои наставники поняли то, что я поняла сама о себе, они бы работали со мной иначе.

Да, я начала рассказывать Вам о трех типах отношения ко мне. Первые – это люди, считающие меня глупой блондинкой, вторые думают, что я неглупа, но ни на что не годна сама по себе. Но есть третьи, их очень-очень мало, так мало…

Это те, кто считает, что я пусть не все, но многое могу сама. Сама, понимаете, без опеки, без ежеминутного присмотра и наставлений, что я на что-то гожусь без подсказки, могу думать, выражать свои мысли, играть роли, писать стихи, жить, наконец!