20 декабря 1962 года на заседании президиума ЦК приняли постановление о реорганизации партийного аппарата. В нем записали:
«Во вновь образуемых промышленных и сельских крайкомах и обкомах партии должно быть, как правило, четыре секретаря, один из которых является заведующим идеологическим отделом, а другой – председателем партийно-государственного контроля».
Местные аппараты были небольшими – десять-пятнад-цать человек. В городках и районах назначался один только председатель Комитета партгосконтроля. Но он работал с группами, создаваемыми на общественных началах. Поэтому у представителей комитета власть была большая. И директора, и партийные секретари вынуждены были с ними считаться.
Итоги проверок докладывались на заседании комитета. В состав союзного комитета вошли секретарь ВЦСПС, секретарь ЦК ВЛКСМ, который руководил отделом «Комсомольского прожектора», заместители главного редактора «Правды» и «Известий» – они выпускали тематические полосы в своих газетах. Обязательно вызывали руководителей правительства, министров.
Комитет партийно-государственного контроля мог отстранить от работы любого человека своим решением или внести такое предложение в ЦК КПСС, если речь шла о номенклатурном работнике. Менее провинившихся работников штрафовали – на два-три оклада, это было и позорно, и накладно. Но главное – требовали от министерств и ведомств немедленно исправить выявленные недостатки. Министры не смели перечить Шелепину.
29 ноября 1962 года на президиуме ЦК рассматривали вопрос «О реализации решений ноябрьского пленума ЦК КПСС».
Взял слово Шелепин:
– Очень много вопросов возникает, которые связаны и с качеством продукции. У нас по многим показателям система планирования устарела, и особенно на предприятиях легкой промышленности. Вот сейчас у нас, например, швейных изделий на три миллиарда рублей лежит на складах, не берут, потому что устарели фасоны, не годятся. Об этом много говорили в газетах «Правда», «Известия». Там все идет по валу: ботинки, например, не по фасону, а по весу, если подметка тяжелая сделана, значит, предприятию лучше. Я не знаю, какой подход найти. Это очень большой и сложный вопрос. Я его ставлю в порядке постановки. Может быть, надо ряд комиссий создать, может быть, Госплану поручить, чтобы они подумали и внесли свои предложения, потому что это связано и с качеством продукции, но изменения тут надо внести. Как конкретно, я сейчас не знаю, что предложить…
Руководители великой державы не знали, как наладить производство приличной обуви. Единственное предложение – создать множество комиссий, которые, может быть, что-то придумают… Никита Сергеевич Хрущев, как обычно, поделился дореволюционным опытом:
– В старое доброе время частник – а за границей сейчас каждый магазин – объявлял, бывало, весной, когда переходили на летнюю форму, распродажу остатков зимних товаров. Потому что, во-первых, хранить ему было невыгодно, а во-вторых, устаревал фасон. И тогда со скидкой продавал. И он выручал деньги, которые пускал в оборот. А иначе они полгода лежали бы мертвым капиталом. Это торговцы, капиталисты хорошо усвоили, а наши бюрократы этого не знают, поэтому кончился сезон – валенки на склад и лежат там, а их моль бьет. Это, товарищи, дело местных партийных организаций. Надо, товарищи, заниматься торговлей. Ленин говорил, надо учиться торговать.
Хрущева все чаще тянуло на воспоминания. С одной стороны, это естественно для человека в возрасте. С другой – он инстинктивно сравнивал происходящее с прошлым и не мог понять, почему сейчас не удается то, что так легко получалось раньше.
– Я работал в Бауманском районе секретарем райкома, – рассказывал Никита Сергеевич. – Там есть швейная фабрика, раньше называлась имени Клары Цеткин, наверное, и сейчас так. И вот Бауманский район, совнархоз и должен собрать конференцию жителей. Что они производят, какие фасоны – вот надо выставить и начинать производить. Устаревшее, то, что залежалось, надо с уценкой продавать, только с уценкой, потому что в этом году с уценкой не продашь, на следующий год большую уценку дашь или выбросишь. Я помню, бывало, мать ходила, объявляли продажу остатков с уценкой. На платье надо четыре аршина, а там два аршина, в магазине ему не место, и немножко дешевле продавали. И покупали люди, которые экономно жили, не имели денег. Так же и с обувью. Один покупает нового фасона, а другой покупает на полтинник дешевле старого фасона. Он сам понимает, что старый фасон, но говорит: на работу купил. У нас все это обюрократили. И тут никакая инструкция не поможет, тут надо браться за дело.
9 января 1963 года на президиуме ЦК Хрущев опять держал речь об изменении структуры управления народным хозяйством. Заодно сообщил, что уезжает на съезд Социалистической единой партии Германии в Восточный Берлин, сказал:
– На время моего отъезда товарищ Козлов будет вести вопросы, так?
Все согласились.
– Хорошо. – Хрущев пребывал в хорошем настроении. – Никто другой не покушается?
– Нет, – сказал Микоян.
– Почему ты все первый говоришь?
В зале засмеялись.
Хрущев продолжал в том же духе:
– Я был в Туркмении, сегодня мне Малин счет показал. Они пишут в счете, что дали мне какую-то тужурку или жакет. Я жакета не получал (смех в зале). Тут же цену указывают. Затем они пишут: ковер с портретом Хрущева стоит столько-то (смех), конь стоит столько-то плюс расходы на транспортировку коня, обеды стоят столько-то. Оформлено все чин чином. Это возмутительно! Так что имейте в виду, когда пригласят вас на обед, скажите – лучше сам привезу, дешевле будет стоить (смех), а на обед съел то, что мне на год хватит. Я говорю, счет счетом, хорошо, я буду отрабатывать, но не мог съесть на такую сумму. Конь – на конном заводе, он мне не нужен. И на сотню рублей медикаментов! (Смех.) Я не болел и никаких медикаментов не ел, а счет мне прислали. (Смех.) Был обед для парламентской индийской делегации, это тоже на мой счет. Я говорю, я с ними не обедал, я только их принимал, но не угощал.
– А они там обедали, – уточнил Фрол Козлов.
– У меня не обедали. Они в Туркмении обедали – и за мой счет. После войны товарищ Гречуха – был такой украинский президент, – напомнил Никита Сергеевич, – поехал в Черновцы и там обнаружил счет на две или три бочки пива, как будто он выпил. А у него язва желудка, он, кроме воды, ничего пить не может… Я теперь, куда приеду, скажу – обедать буду один. Отдельный обед и отдельный счет. Мясо мне запрещено есть, а там я съел столько, что и за год не съем…
Упомянутый Хрущевым Михаил Сергеевич Гречуха после войны был председателем президиума Верховного Совета Украины, потом его переместили на пост первого заместителя главы республиканского правительства.
Несмотря на трудное продовольственное положение страны, начальники принимали друг друга с невиданной роскошью. Помощник первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Кирилла Мазурова вспоминал, как они с шефом приехали к соседям, в Киев:
«Когда перед ужином заглянул в столовую, у меня помутилось в глазах. Стол был раскинут персон на двадцать. От края до края сплошной лентой стояли бутылки всех размеров, форм и расцветок засургученные и сверкающие серебром и золотом. А вокруг закуски, сплоченные так, что и палец меж ними не вставишь. Сверкающий хрусталь, крахмальные салфетки, горы фруктов, кроваво-красные ломти арбузов…»