— В такой ситуации я работать не в состоянии и подам заявление об уходе!
На что Полянский вроде бы выпалил:
— Что ты нас пугаешь своим уходом? Уйдешь — другой придет.
Брежнев осекся. Этот эпизод он запомнил.
2 февраля 1973 года на заседании политбюро, когда повестка дня исчерпалась, Брежнев неожиданно сказал:
— У меня был Мацкевич и подал заявление об освобождении от должности министра сельского хозяйства. Он просит направить его на работу за границу. Я согласен. Как вы, товарищи, думаете?
Министр сельского хозяйства Мацкевич писал Брежневу: «Мне кажется: вижу, понимаю пути решения, но не могу убедить, доказать правильность этого пути, этого решения. Теряю уверенность, теряю перспективу. На таком пути это просто недопустимо. Ко всему прочему ухудшилось и физическое состояние. Перенес операцию, на очереди две другие, что также не воодушевляет.
Взвесив, с моей точки зрения, все, я принял нелегкое решение — просить Вас освободить меня от занимаемого поста. На этот, один из важнейших постов в государстве, а он по крайней мере должен быть таким, надо подобрать человека, обладающего, помимо всего прочего, большой пробивной силой».
Никто из членов политбюро высказываться не стал. Что говорить, когда вопрос решен? Брежнев велел позвать Мацкевича. Министр вошел, он был бледен. Брежнев сказал, что его просьба удовлетворена. Владимир Владимирович вышел. Его вскоре отправили послом в Чехословакию.
А Брежнев на том же заседании продолжил:
— Кулакову и Полянскому давно было дано задание подобрать кандидатуру на пост министра сельского хозяйства. Но такой кандидатуры до сих пор нет. А это должен быть известный человек, авторитетный в партийных и советских кругах. Я долго думал над такой кандидатурой и вношу предложение назначить министром сельского хозяйства товарища Полянского.
Сам Полянский, видимо, задумавшись, не услышал собственной фамилии и вполголоса переспросил у сидевшего рядом Шелеста:
— Петр Ефимович, о ком идет речь?
— Дмитрий Степанович, ты что? — поразился Шелест. — Не слышал? О тебе говорят.
Полянский недоуменно сказал:
— Ты брось шутить. Шелест повторил:
— Брежнев твою фамилию назвал.
— Но со мной никто не говорил об этом!
Тут уже Брежнев обратился к самому Полянскому:
— Дмитрий Степанович, почему вы молчите?
— Что я должен говорить?
— Так ведь о вас идет речь.
— Со мной никто не говорил на эту тему.
— Вот сейчас и говорим при всех. Вы занимаетесь сельским хозяйством, знаете условия, для вас ничего нового в этом вопросе не может быть.
Полянский совсем растерялся:
— Леонид Ильич, я просил бы этого не делать. Для меня это слишком неожиданно. Я даже не готов дать ответ на такое предложение. Кроме того, мое состояние здоровья не позволит мне полностью отдаться этому огромному участку. А я не хочу вас подводить.
Объяснение Полянского прозвучало по-детски неубедительно и даже жалко. Один из руководителей правительства пытался отговориться от нового задания, как школьник, не выучивший урок. Брежнев не отказал себе в удовольствии поиздеваться над товарищем по политбюро:
— А что, для работы первым замом предсовмина не требуется здоровья? Я думаю, что заявление Полянского несостоятельно. Мы все в какой-то степени больные, но работаем же.
Полянский продолжал бормотать:
— Но ведь в Совмине я и так занимаюсь сельским хозяйством.
— Министром работать — это другое дело. Тут будете решать вопросы конкретно, самостоятельно.
Вечером Полянский все-таки удостоился аудиенции у Брежнева. Леонид Ильич извинился, что не смог заранее поговорить, но мнения своего не изменил. Вопрос о назначении был решен. Полянский из Совмина перебрался в Министерство сельского хозяйства. Он еще оставался членом политбюро.
— И я за год, — рассказывал мне его помощник, — пропустил через себя тысячи две документов политбюро и несколько тысяч документов КГБ. Это материалы серии «К» в прошитых конвертах с пятью сургучными печатями. Каждый надо было прочитать и сделать заметки для шефа, чтобы он мог со знанием дела высказаться на политбюро. Полянский умел толково пользоваться мозгами своего аппарата.
Однажды пришло постановление политбюро о взаимоотношениях посла с резидентурами политической (КГБ) и военной (ГРУ) разведок. Полянский прочитал и неожиданно велел помощнику сделать ксерокс. Снятие копий с совершенно секретных документов запрещалось. Помощник не мог не выполнить указание шефа, но обязан был доложить в общий отдел ЦК (об этом его предупредил Черненко).
Помощник нарушил правило, сделал Полянскому копию и никому не сообщил. Он сообразил, почему шеф заинтересовался этим постановлением, далеким от сельского хозяйства. Опытный Дмитрий Степанович уже понял, что в министерстве не задержится.
Не только Брежнев, но и Косыгин стремились от него отделаться. Однажды Косыгин сказал Виталию Воротникову, первому заместителю председателя Совмина России:
— Странный человек, какой-то верткий. Не пойму я, как он, двадцатитрехлетний молодой человек, будучи после окончания института в Крыму, не попал в армию, а оказался в Сибири? Никто не знает! А потом при Хрущеве вел себя вызывающе. Грешил интригами. А сейчас скис. Не нравится мне Полянский.
Косыгин ошибался. Дмитрий Степанович Полянский в начале войны не был в Крыму. В 1940 году его зачислили слушателем в Высшую партийную школу при ЦК, а потом назначили начальником политотдела машинно-тракторной станции в один из районов Новосибирской области. Такова была сталинская политика — партийные руководители нужнее в тылу.
Косыгин не любил Полянского, поскольку тот держал себя не просто независимо, а на равных с главой правительства. Кончилось это тем, что Полянского пригласил секретарь ЦК по кадрам Иван Капитонов и положил на стол список:
— Выбирай любую страну.
Дмитрий Степанович, подумав, назвал: Япония. Хотя не имел ни малейшего понятия об этой стране. Ему позвонил первый заместитель главного редактора «Литературной газеты» Виталий Сырокомский, поздравил с новым назначением.
Полянский ему восторженно сказал:
— Ты знаешь, сейчас читаю Ленина о Японии, потрясающе интересно!
Специалисты знают, что Владимир Ильич о Японии практически ничего не писал. Во всяком случае ничего, что могло быть полезным будущему послу. Бывший помощник рекомендовал Полянскому в порядке подготовки прочитать популярный некогда роман Александра Николаевича Степанова «Порт-Артур» о Русско-японской войне… После Японии Полянский работал послом в Норвегии.
Подгорного просят покинуть президиум
Последним, от кого Брежнев избавился, был Подгорный. В окружении Леонида Ильича давно отметили пренебрежительный тон генсека в отношении Николая Викторовича. Как-то в присутствии своих помощников Брежнев иронически сказал о Подгорном: