КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 191

Рукописи романа А. И. СОЛЖЕНИЦЫНА „В круге первом“ и его пьес „Республика труда“ и „Пир победителей“ Прокуратуре СССР и КГБ в порядке исключения подвергнуть конфискации с последующим хранением в архивах КГБ.

Поручить Союзу писателей СССР по согласованию с соответствующими местными партийными органами провести партийные собрания и активы писательской общественности с вопросами повышения идеологической закалки творческих кадров с использованием материалов следствия по уголовным делам на лиц, сотрудничавших в антисоветской прессе. Подготовить материалы для возможной публикации в советской и иностранной прессе по этим вопросам.

Что касается ТАРСИСА, то во изменение ранее принятого решения о его аресте с целью последующего принудительного лечения, в настоящее время представляется более правильным разрешить ему выезд из Советского Союза за границу с закрытием обратного въезда.

Такая мера позволит пресечь различного рода инсинуации о „гонениях“ на ТАРСИСА и в обстановке проведения профилактических мероприятий, указанных выше, локализовать действия всяких „комитетов по защите ТАРСИСА“, которые в случае ареста последнего, безусловно, ассоциируют его имя с именами СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ, что вряд ли выгодно нам политически».

«КАК ТЫ МОГ ДОПУСТИТЬ ЕГО ПОБЕГ!»

Председатель КГБ в день просматривал несколько сот страниц различных документов.

Владимир Семичастный:

— Я очень часто выступал просто в роли пересыльного пункта: главный читатель был другой. Но я ставил свою подпись, поэтому должен был поправить, отредактировать, что-то попросить доработать. Когда ставишь подпись, отвечаешь. А информации шло море со всего мира. У нас же резидентуры повсюду. Все хотят показать, что работают. Иной раз из местной газеты статью перепишут и присылают. Аналитический отдел все это выбрасывает. От шифровки резидента одна строка остается, а две-три страницы — в корзину.

Мне, продолжал Семичастный, начальник разведки показывал: полюбуйтесь на работу некоторых резидентов. Аналитик, изучавший шифровку, пишет: это уже прошло в газетах две недели назад. А резидент составляет телеграмму, ее шифруют, потом занимают линию связи, здесь ее расшифровывают. Это же в копеечку влетает! А он информацию из газеты шлет, причем выбирает либо такое издание, что в Москве вовсе не получают, либо такое, что с большим опозданием приходит. А почему они газеты переписывали? Так спокойнее…

В 1964-м к американцам ушел разведчик Юрий Иванович Носенко, сын бывшего министра судостроительной промышленности. Министр был человеком уважаемым, урну с его прахом захоронили в Кремлевской стене.

Юрий Носенко уехал в командировку в Швейцарию и не вернулся. Он был заместителем начальника американского отдела Первого главного управления КГБ СССР.

Владимир Семичастный:

— Мы сменили тогда триста человек по всему миру. Может, он их и не знал, но мы должны были перестраховаться. Я обратился к Хрущеву: давайте попросим президента Соединенных Штатов Линдона Джонсона, скажем: Носенко — сын министра, вот так получилось, — может, его вернут?

Хрущев очень образно ответил, что ты вот обмазался дерьмом, ты сам и отмывайся. И в присутствии всех членов президиума ЦК завел этот разговор. Тогда Микоян говорит:

— Давай, Никита, сделаем так — Семичастный ведет оперативные дела, а ему от ЦК дадим человека, который бы занялся кадрами.

Никита Сергеевич его тут же отбрил:

— Ты не суй свой нос. Что это еще такое — он оперативник, а кадры ему станет кто-то другой подбирать?..

Семичастный ушел. Вдруг догоняет чекист: «Никита Сергеевич просит вас к себе».

Хрущев уже смягчился:

— Я немного нашумел, ты не обижайся.

— Никита Сергеевич, вот вы на меня пошумели, я приду — своим выдам по первое число, те — резидентам. Знаете, к чему мы их приучаем? К тому, что они четыре года сидят и думают только том, как бы на неприятность не нарваться. Мы им смелость отбтваем, разоружаем разведку. А ведь рисковать надо: не уворуешь — не получишь. Поэтому и газеты переписывают, что за каждый шаг ожидают втык. А надо нам к провалам спокойнее относиться. Мы ведь ведем «холодную войну» — есть победы, есть потери, есть трофеи, но и у нас крадут. Кончилось время, когда противников дурачками выставляли.

Хрущев опять завелся:

— Как ты мог допустить его побег! Он пятнадцать лет проработал в комитете, можно было проверить. Оказывается, его из одного училища выгнали, из другого…

Семичастный возразил:

— Если я начну кадры чекистов заново проверять, а особенно сыновей министров, что вы мне завтра скажете? Как на меня министры будут смотреть, если я даже их детям не доверяю?..

Я в КГБ шесть лет проработал, но где-то на третий год у меня из-за бумаг, которые мне давали, картина мира и жизни в нашей стране стала сугубо отрицательной. Мне же не об успехах писали. Это становилось невыносимо. Я смеялся: мне отпуск три раза в год нужен, чтобы я отключался. И я, уезжая, своему первому заместителю говорил: мне звонить только в особо важных случаях. В остальном доверяю на все сто процентов. В санатории мне аппарат ВЧ устанавливали около кровати и в кабинете. Но он за месяц один-два раза звонил.

У нас после одного случая с первым замом, Николаем Степановичем Захаровым, установилось полное взаимопонимание.

Я как-то выехал из пределов Москвы, дозвониться из машины было невозможно. Потом подъехал поближе к городу, звоню своему первому заместителю Захарову — его нет. На работу приехал — его все нет. Потом появляется.

— Николай Степанович, ты где был?

— Я был в ЦК.

— Так, только я за порог, а ты в ЦК? Не хитри, зайди ко мне и скажи, по какому вопросу.

Заходит:

— У меня был один вопрос, чтобы вас наградили.

— Кто тебя просил? Николай Степанович, мы работаем на доверии. Я уезжаю, оставляю тебя исполнять обязанности — пожалуйста, иди в ЦК. Но когда я в Москве, а ты бегаешь в ЦК, у меня возникает вопрос: в чем дело? Я что-то не доложил или у тебя есть особые вопросы?..

Больше таких проблем у нас не возникало.

МАЛЕНЬКИЕ ТАЙНЫ БРЕЖНЕВСКОГО СЕМЕЙСТВА

В первые же полгода после прихода к власти Брежнев стал подумывать о смене председателя КГБ.

Семичастный, понимая важность своей позиции, не хотел уходить из КГБ, хотя Леонид Ильич ему довольно прозрачно намекал, что нужно освободить кресло на Лубянке. Однажды он позвонил Семичастному:

— Володя, не пора ли тебе переходить в нашу когорту? Может, в ЦК переберешься?

Семичастный ответил:

— Рано еще. Я в КГБ всего три года. Я думаю, надо повременить.

Больше Брежнев к этому не возвращался, но дал Семичастному понять, что вопрос существует, зреет в голове первого секретаря. Через три года вопрос будет решен.