Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 34

Справки и доклады с грифом «для служебного пользования» мешками возили в ЦК. Искренне надеялись, что заставят советских руководителей задуматься, подтолкнут их к радикальным реформам в экономике. Разумеется, делалось все, чтобы тексты были приемлемы для партийного аппарата, но факты и цифры разительно расходились с тем, что писали газеты и говорили сами партийные секретари. И это вызывало недовольство, раздражение и даже обвинения авторов в ревизионизме: не верят в будущую революцию и уверены, что капитализм и дальше будет развиваться…

Ученые предлагали дать предприятиям свободу, отменить монополию внешней торговли, позволить производителям самим выходить на внешний рынок, но всего этого было недостаточно. Перестройка, в частности, выявила слабость отечественной интеллектуальной мысли. Слишком поздно осознали, что политическая и экономическая системы реального советского социализма вовсе не подлежали реформированию.

Не все согласны с этим утверждением: а как же Китай? Социалистическое государство, где единолично правит компартия, демонстрирует фантастические успехи. Надо было идти китайским путем!

Так ведь Горбачев с этого и начинал!

Первые шаги Горбачева — попытка наладить экономику в рамках существовавшей системы. Потому и приняли 19 ноября 1986 года закон «Об индивидуальной трудовой деятельности». Легализовали индивидуальную фермерскую деятельность — осенью 1990 года появился закон «О крестьянском (фермерском) хозяйстве». Но это были косметические перемены в экономике. Поэтому того подъема, который произошел в Китае, не последовало. И в девяностые годы наша страна получала продовольственную гуманитарную помощь.

В Советском Союзе колхозно-совхозная жизнь напрочь отбила желание работать на земле. Советские сельскохозяйственные предприятия не были ориентированы на получение прибыли! Это были государственные структуры, нацеленные на исполнение плана — реального или бумажного. И зарплату получали вне зависимости от результата. В горбачевские годы в каждом третьем хозяйстве на зарплату уходило больше, чем зарабатывали. Даже если работали из рук вон плохо, деньги платили из бюджета. То есть начисто отсутствовал интерес, чтобы произвести товар, продать его выгодно и заработать. Поэтому разрешение продавать часть урожая по «договорным» ценам не вызвало никакой реакции.

Конституция РСФСР, принятая в 1990 году, ввела частную собственность на землю. Но продавать и покупать ее разрешили только через десять лет.

Россия — не Китай. Китайские крестьяне мечтали о своем наделе.

— Если бы я мог родиться снова, — сказал отец китайского экономического чуда Дэн Сяопин после поездки в Америку, — в Китае уже существовала бы рыночная экономика.

Увидев, что рыночная экономика способна накормить людей и сделать страну процветающей, Дэн Сяопин безжалостно отбросил социалистические догмы. И китайский партийный аппарат последовал за ним. Китайская бюрократия не мешает частной инициативе и предпринимательству, не угнетает бизнесменов и торговцев, не душит и не унижает их. «Обогащайтесь» — это партийный лозунг, который пришелся людям по душе.

Можно ли представить себе отечественную бюрократию, которая бы дала простор частной инициативе, широчайшему привлечению иностранного капитала, не смела бы вмешиваться в дела частного производителя и взимать с него дань? Советские чиновники до последнего противостояли любым радикальным переменам в экономике!

Призывы наших политиков идти китайским путем — развивать экономику без политических перемен — вызывают улыбку. В России для этого как минимум слишком мало китайцев, а никто другой не согласится работать в таких каторжных условиях. Есть и другое коренное отличие.

Советская система продержалась слишком долго, она искалечила наше общество, воспитав невероятное лицемерие, отучив от привычки к простому, но честному труду и начисто отбив предприимчивость.

«Вспоминаю поездку в Японию, — писал председатель Госплана Байбаков. — На каждом заводе совет, в состав которого входят директора и рабочие, обсуждает любую новинку, способную принести прибыль. Они дерутся за каждую новинку. Не потому ли японцы ежегодно закупали иностранные лицензии на 300 миллионов долларов, а мы, великая держава, только на 30 миллионов? Неужели только меня одного волнует, что старые способы хранения продукции уже не годятся?

При уборке, заготовке, хранении и переработке потери картофеля и овощей составляли 25–30 процентов, принося убытки на сотни миллионов рублей. Потери сахарной свеклы достигли 8–10 процентов. Зерна мы теряли десятки миллионов тонн. То же самое с продукцией животноводства…»

Мало того что Советский Союз в середине восьмидесятых по урожайности зерновых занимал 90-е место, а по урожайности картофеля — 71-е место, отставая не только от среднемирового уровня, но и от среднего уровня всех развивающихся стран! Так еще и выращенное погибало. Что же надо было такое сотворить с крестьянином, чтобы он равнодушно смотрел, как гниет и пропадает выращенный им урожай?

После смерти Ленина смело можно было идти китайским путем. В конце двадцатых, до коллективизации и раскулачивания — то есть до уничтожения наиболее деятельной части крестьянства, Россия способна была с минимальными потерями вернуться на естественную колею развития. Даже после смерти Сталина еще можно было попробовать. А при Горбачеве уже было поздно. Семьдесят лет советской власти отучили людей от самостоятельности. Все хотели перемен, но надеялись, что они произойдут сами по себе.

Горбачеву и его команде предстояло идти нехожеными тропами: никто еще не выбирался из тоталитарной системы собственными силами. Ни одна страна не имела такого опыта… А Михаил Сергеевич еще долго искал ответы в трудах Ленина, надеясь найти там доказательства возможности существования «рыночного социализма с человеческим лицом». Терял драгоценное историческое время. Нигде рыночный социализм построить не удалось.

— Я не приемлю частную собственность на землю — хоть что вы со мной делайте, — говорил Горбачев осенью 1989 года. — Не приемлю. Аренда — хоть на сто лет, даже с правом продажи арендных прав, с наследованием. Да! А частную собственность с правом продажи земли — не приемлю.

Вместо того чтобы освобождать экономику, отказываться от системы централизованного управления и принудительного ценообразования, создавал новые суперведомства — вроде агропрома. А уровень бюрократизации управления и без того достиг апогея. В стране существовало больше девятисот общесоюзных, союзно-республиканских и просто республиканских министерств и ведомств! В Совет министров СССР входило сто пятнадцать человек, поэтому в полном составе собирались только раз в квартал. Стратегия «ускорения» была повторением привычных масштабных проектов — в ситуации, когда немалая часть населения жила в нищете, магазины пустовали, а зарплаты были минимальными.

Председатель Совета министров СССР Николай Иванович Рыжков был человеком Андропова. Во-первых, Юрий Владимирович его выдвинул — такое само по себе не забывается, во-вторых, дал ему возможность развернуться, в-третьих, чисто по-человечески симпатизировал молодому работнику, в-четвертых, линия Андропова, простая и понятная, Рыжкову больше всего нравилась.