Лидия Русланова. Душа-певица - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михеенков cтр.№ 43

Сейчас любой компакт-диск с записями Руслановой невозможно представить без её знаменитых «Валенок».

Как же появилась эта песня? И почему судьба её оказалась такой счастливой?

История «Валенок» такова.

Первой её записала на грампластинку некогда знаменитая цыганская певица Настя Полякова ^[56]. Она исполняла её как цыганскую плясовую. Это было в 1913 году. Звукозаписывающая фирма «Граммофон» выпустила тогда огромный тираж, и он разошёлся мгновенно. Когда матрицы, с которых штамповали пластинки, были вконец изношены, а спрос не понижался, Настя Полякова записала эту песню в Германии в обществе «Бека-Гранд-Пластинка». Фирма успешно поставляла свою продукцию в Россию. Завезена была и эта пластинка, причём в больших количествах.

У коллекционеров вышеперечисленные пластинки есть. Теперь они стоят больших денег. Редкость!

«Валенки» имели небывалый успех. Пластинки расхватывались любителями музыки и владельцами граммофонов. И фирма «Зонофон» осуществила новую запись песни, уже сопроводив её подзаголовком «Ах ты, Коля, Николай…». Исполнила песню известная питерская певица Нина Дулькевич ^[57]. В 1939 году солистка Государственного академического Большого театра, заслуженная артистка РСФСР Вера Макарова-Шевченко ^[58] записала «Валенки» на Апрелевском заводе грампластинок.

Но это была несколько другая песня. Помните историю с «Катюшей»? Там Русланова взяла первый вариант песни, отброшенный джаз-оркестром как архаичный, и довела её до совершенства, сделав поистине народной.

С «Валенками» произошла та же история.

Рассказывают, что однажды к Руслановой на концерт опаздывали разведчики. Ушли на задание и всё никак не возвращались. И вот, наконец, вернулись. Пришли из-за линии фронта не с пустыми руками, притащили «языка». И вот умылись, прибрались, как могли, и пришли на концерт. Место им оставили в первом ряду. Как раз напротив сцены оказался молодой разведчик в валенках. Его валенки были до того изношены, что через дыры виднелись портянки.

И Михаил Гаркави, который вёл концерт, и Русланова, и все другие артисты невольно обратили внимание на эти солдатские валенки-труженики, изношенные до последней крайности.

Разведчик тоже заметил, что его валенки привлекли внимание артистов. Ему стало неловко, и после выступления он подошёл к Руслановой и извинился за свой неопрятный вид.

— Ничего, сынок. Ты сколько в них прошёл?

— От Можайска в них иду, — ответил солдат. — Вот уже больше двухсот километров. И ещё столько пройду. Они ещё у меня ничего, потерпят. Терпеливые…

— Терпеливые — это верно. Как всякий русский человек. А коли так, то и до Берлина дойдут. Дойдут?

— Дойдут! — улыбнулся солдат.

Вечером, после концерта, в землянке, отведённой для постоя артистов, только и разговоров было, что о том опоздавшем разведчике и его валенках. Наконец уполномочили Гаркави, как самого пробивного и авторитетного, сходить к командованию и попросить выдать солдату новые валенки. Гаркави, добрая душа, действительно куда-то ходил и перед кем-то ходатайствовал.

А Русланова задумалась. Она уже давно тосковала о новой песне. Специально для солдат. Для таких вот концертов. Она понимала, что не последнюю зиму воевать солдатикам в мороз и вьюгу в чистом поле и в лесу. Вспомнила старинную песню. С гармонистом Максаковым начала перекладывать её мотив под свой голос и свой темп. Песня вначале не шла, не давалась.

Не сразу она включила в свой репертуар новую песню. Ей казалось, что она не звучит, что нет в её исполнении того внутреннего огня, без которого песня — не песня. Какое-то время даже хотела вывести из репертуара как неудавшуюся. Раз не пошла…

Но однажды выступать пришлось в госпитале. Огромное кирпичное здание, то ли бывший склад, то ли церковь, то ли какой-то цех, откуда вывезли оборудование. Снаружи наполовину разрушенное. Натопить невозможно. Раненые и больные лежат на кроватях прямо в валенках, чтобы не замёрзнуть окончательно. Лица унылые, обречённые. Их бы потеплее укрыть, одеть-обуть получше… Ну как поднять их настроение? Разве что «Валенками»?

Кивнула гармонисту. Тот заиграл.

Загорелись глаза раненых. Зашевелился народ под грубыми солдатскими одеялами и шинелями. Ожил.