А потом, уж как я вдовушкой была,
Пятерых я дочек замуж отдала.
К нам приехал на квартиру генерал,
Весь израненный, так жалобно стонал.
Пригляделась, встрепенулася душой:
Это тот же, прежний барин молодой,
Та же удаль, тот же блеск в его глазах,
Только много седины в его усах.
Генерал ловил каждый её жест. И она это чувствовала. Э, подумала, будь что будет, а судьбу и на вороных не объедешь…
И опять я молодёшенькой была,
И опять я целу ночку не спала,
Целу ноченьку мне спать было невмочь,
Раскрасавец-барин снился мне всю ночь.
После концерта — вот чудо небывалое! — генерал подарил ей… туфли! Разные подарки и подношения случались у неё после концертов, в том числе и на фронте. Но чтобы — туфли!..
После войны рассказывала, вспоминая их первую встречу, что Владимир Викторович нашёл где-то на складе старинные туфли на французском каблуке и преподнёс их ей в знак великой благодарности от всего корпуса. «Он этим своим вниманием меня и взял. А туфли что? Тьфу! Я такие домработнице не отдала бы».
Уж это верно. Мне недорог твой подарок, дорога твоя любовь…
После этого выступления концертная бригада зачастила в расположение 2-го гвардейского кавалерийского корпуса. Принимали их здесь хорошо. Артистам эти поездки нравились. А кавалеристы были просто в восторге.
Некоторые биографы утверждают, что с Гаркави Русланова развелась ещё накануне войны. Однако подтверждений этому нет. Скорее всего, они развелись, вернее, разошлись летом того же 1942 года.
Вот что пишет один из биографов великой певицы: «Несколько раз Русланова по приглашению генерала приезжала в корпус Крюкова. Чтобы Гаркави не мешал ухаживаниям, его подпаивали и укладывали спать. В июле Лидия Русланова развелась с Гаркави».
По поводу развода она говорила: «Ну что делать: генерала люблю, люблю всей душой, и Мишку жалко…»
Мишке она так и заявила:
— Ничего не могу с собой поделать, генерала люблю!
Во время второго или третьего приезда в корпус, после концерта Крюков пригласил её на прогулку. Своей взаимной особой приязни они уже не скрывали.
Наступило лето. Корпус уже перебросили на передовую. Полки занимали оборону, окапывались. Лес, где разместился штаб корпуса, был наполнен радостным птичьим гамом. Шли лесной тропкой вдоль небольшой речушки. Разговаривали. За речкой виднелись поле, деревня.
Он расспрашивал её о детстве, о первых концертах, о жизни в Москве. Старался быть корректным, не переступить незримую черту её возможной тайны или того, о чём женщину спрашивать нельзя. В таком возрасте все женщины с прошлым, с тайнами.
Неожиданно он остановился, прервав разговор на полуслове.
— Тише, — сказал он, почти шёпотом. — Послушайте…
— Ничего не слышу, — сказала она.
— Ребёнок плачет.
— Нет, ничего не слышу.
Они стояли молча, слушая звуки, доносившиеся из-за речки.
— Вам показалось, — сказала она.
— Нет-нет, плачет. Вот, слышите? Девочка… Это девочка плачет.
Действительно, вскоре и она уловила детский плач. Но девочка ли это плакала, различить она не могла. И снова встрепенулось её сердце. Как мог он, человек, привыкший к грубой силе войны, к грохоту и скрежету, уловить этот едва различимый, прерывающийся за далью и посторонними звуками плач ребёнка? Девочки…
— Да, слышу, — призналась она. — Но как вы это услышали?
Они снова пошли по тропинке. Какое-то время после её вопроса шли молча. Он думал, что-то переживал в себе. А она терпеливо ждала.
— У меня дочка в Ташкенте… Одна… Совсем маленькая… Так тоскую по ней! И очень волнуюсь — ведь без матери осталась. Маргоша… — Он вздохнул. — Так мне её не хватает! Вы просто не представляете.
Что её заставило произнести те слова в следующее мгновение? Как она в ней сложилась, эта фраза, которая и решила всё?..
— А давайте я за вас замуж выйду? И девочку к себе возьму. А? — вдруг сказала она.
Сказала и замерла. Как отреагирует он? Ведь не должна женщина первой говорить об этом. Эх, характер, характер…
Он опустился на колено, снял фуражку, поцеловал её руку и сказал:
— Не верю этому. Неужели правда, выйдете? Если правда, вы никогда об этом не пожалеете.
Гаркави конечно же сразу всё понял. Коллеги-актёры, чтобы смягчить ситуацию, а заодно и не мешать свиданиям Руслановой с генералом Крюковым, действительно подпаивали простодушного и доброго Михаила Наумовича. Но, узнав об этом, Русланова пьянки пресекла: «Не сметь!» В тот же день она и открылась перед Гаркави, не желая, чтобы её отношения с генералом Крюковым походили на нечто из народного фольклора.
Летом случилась ещё одна радость — Руслановой наконец-то было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР.
В архивах удалось отыскать полный список деятелей искусства, удостоенных в 1942 году этого звания. Вот он в алфавитном порядке:
Актриса оперетты Мария Викс.
Балерина Софья Головкина.
Актёр театра и кино Николай Крючков.
Балерина Ольга Лепешинская.
Актриса кино Тамара Макарова.
Хореограф, балетмейстер Игорь Моисеев.
Певица Лидия Русланова.
Киноактёр Аркадий Трусов.
Певец, актёр Леонид Утёсов.
В подобные списки наша героиня больше не попадёт. Власти не удостоят, так сказать, большей чести.
Балерина Ольга Лепешинская уже в 1951 году станет народной артисткой СССР. Годом раньше — актриса кино Тамара Макарова. Певцам, исполняющим русские народные песни, подобные звания присваивали крайне редко. Власть всячески ублажала, баловала артистов балета, оперных певцов, актёров кино, режиссёров. Даже мастера разговорного жанра звания и награды получали гораздо чаще. Лишь в 1947 году звание народной артистки РСФСР присвоят исполнительнице народных песен и землячке Руслановой Ольге Ковалёвой
[51].