Лидия Русланова. Душа-певица - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михеенков cтр.№ 33

А «Русланиха» думала: уж лучше «Колхозная трудовая», чем кантата о вожде, о революции и т. д.

Другая, из того же современного репертуара, — «Колхозная полька» — яркая, задиристая, как деревенское девичье гулянье где-нибудь в клубе или на току:

Казалось бы, ну что тут такого, в этой частушке? Но поэзия сельской жизни по-настоящему одухотворяет жизнь её героини. И — никакой наигранности. Отношения двух любящих сердец развёртываются на фоне ржаного поля. А может быть, и во ржи?.. Последняя строка настолько руслановская, что заставляет улыбнуться: «Расколхозная шумит…» Ну не может быть у аббревиатуры «колхоз» (коллективное хозяйство) приставки! По всем языковым правилам — не может! У Руслановой — может! И как здорово, озорно и удало это получилось!

Ну что ж, не без агитки. Чтобы не говорили, не писали без конца в газетах, что Русланова только жестокие романсы поёт да мещанские песенки…

Колхозы, созданные советской властью большей частью насильно, вскоре действительно преобразили жизнь деревни. Русланова приезжала в сельский клуб или прямо на тракторный стан, в поле, и видела лица юношей и девушек, освещённые энергией новой жизни. Родившаяся в крестьянской семье, впитавшая с молоком матери и песнями бабушки поэзию сельской жизни, она жадно всматривалась в черты новой, советской деревни, в новые отношения. Колхозы вернули селянам кое-какие черты вековой общины.

Но не всё было так радужно. Тех, кто не принял новых порядков и не смог разделить с односельчанами колхозного счастья, она увидит после войны, в конце 1940-х, когда с очередным этапом её привезут в столыпинском вагоне в Забайкалье, в Озерлаг. Там хлеборобы и животноводы, высланные из средней полосы и чернозёмных областей, будут крепить своим трудом колхозы и совхозы в окрестностях лагерных зон, окружённых колючей проволокой.

А пока она видела счастливых людей, здоровых, полных сил и желания «свой труд влить в труд моей республики».

Позже, в 1960-е годы, в одном из интервью, Русланова будет рассуждать о русской песне, о своей жизни в ней, о зрителе: «Мы с ней, с русской песней, приросли друг к другу, едва я начала что-то соображать. Мне всё в ней было понятно, близко, всё в ней было моё — как и в жизни старших, в их трудах и заботах, частых огорчениях и редких радостях.

А могут ли такие отношения, — рассуждала певица, — сложиться со старой песней у человека, который родился в наши дни? В деревне или в городе растёт он, все обстоятельства у него другие, настроение другое и другое будущее. Даже сравнивать нас дико!

Конечно, прекрасная русская песня, да ещё в отличном исполнении не может не взволновать человека, если у него хоть мало-мальски чувствительная душа. Он, будь хоть архисовременных взглядов, и заслушается, и задумается, и сам, может быть, захочет подтянуть. Но это — иное волнение, и тут мы с ним друг друга не поймём. Он, современный человек, слушает песню, а я ею жила.

И потом — современный человек, любя песню, уважая её, всё же отмечает: вот эта песня для него чересчур длинна, эта — грубовата, та — заунывна. Происходит очень жёсткий отбор. Переберёшь по названиям — и поразишься: сколько песен, оказывается, отзвучало навсегда! Для песни ведь не жизнь, если кто-нибудь раз в десять лет о ней вспомнит и пропоёт — как в музей на полочку поставит…»

Отзвучала и часть «колхозных» песен. Но отыщешь порой среди старых записей какую-нибудь «Колхозную польку» — и душа встрепенётся. Что ж, и музей надо посещать, хотя бы время от времени, пусть даже изредка. Ведь это твой музей, твоей истории, часть культуры твоего народа. А культура никогда не бывает застывшей материей.

Двадцать второго июня началось… Атаки пограничных застав, гибель гарнизонов и целых дивизий, оказавшихся на направлении главных ударов немецких войск, бомбардировка городов, железнодорожных станций, мобилизация резервистов. Вставай, страна огромная…

А через месяц в районе Ельни Русланова уже пела солдатам «Катюшу», «Окрасился месяц багрянцем…» и «Саратовские страдания». Всё, казалось, возвращалось назад и двигалось, летело в тартарары по какому-то заведённому кругу. Те же серые шинели усталых солдат на дорогах, те же запахи и те же звуки, те же страдания народа, захваченного вихрем очередной войны. Эта для нашей героини стала четвёртой и оказалась самой кровопролитной для народа.

Русланова, гармонист Максаков, Гаркави, Хенкин и другие артисты летом 1941 года с первой же фронтовой бригадой отбыли в действующую армию.

Из путевых заметок артиста Владимира Хенкина: