Гиляровский - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Митрофанов cтр.№ 90

Теперь там гиганты-заводы, тракторы шумят по солончакам, а табунов таких уже нет. Сейчас — май, лучшее время степи; табуны еще недавно черными точками кое-где мелькали по снеговой дали беспредельной — а в мае они разбивались на косяки от 10 до 20—30 голов в одномастные косяки маток с жеребятами и под управлением своего «султана» — косячного жеребца — носились по степи, как цветные клумбы.

Скоро ничего от степной старины не останется, из того, что я когда-то здесь переживал и вспоминаю, как дни моей юности.

Останется только — белая под снегом зимой и зеленая теперь — цепь курганов, указывающая прямой путь с востока на запад — скифов, их теперь уже не расцветят разноцветные косяки. Их нет.

И вот сейчас в моей голове роятся степные картины, и я их понемногу собираю для «Моих скитаний». Дам в них для степных колхозов кой-какие указания для сохранения степной верховой лошади, необходимой для кавалерии. Больше всего боюсь, что какой-нибудь поклонник рысака вздумает «улучшить» верховую лошадь рысакам и этим ее окончательно испортит.

Пока она немного отложена, но книга будет еще интереснее, чем была. Я живу ею!»

А затем признавался: «Вот сейчас ясный, светлый день, два часа, а я все-таки вижу все в тумане. Принесли газету, но буду читать только заглавия, буквы мне не ясны. Какая жалость, что не могу проехать на метро! А ведь я был в первой шахте в первые дни ее работы, но меня оттуда сторож выгнал. А все-таки я был первый из литераторов!»

Не был, не был он, конечно, первым литератором. Но как хотел! И свято верил в то, что был. А как иначе? Что же — жизнь не удалась?

Шалишь! Был первым!

Он искренне любил Москву, любил Россию. Чувствовал, что расставание скоро. Пытался выразить свои чувства в стихах. Но, лишенные былого задора, былой иронии и озорства, его стихи оборачивались неудачными графоманскими опытами, где в одну кучу свалены и летчики, и радио, и нивы, и метрополитен.

Ужас в том, что он и сам осознавал это. Приговаривал:

— Набросал… А закончить не успел…

И понимал, что уже не успеет.

На время взбодрился, общаясь с друзьями. В первую очередь, конечно, с верным Н. Морозовым. Все чаще вспоминали прошлое.

— Помнишь, что такое империал? — спрашивал Гиляровский.

— Второй этаж конки, без крыши, там билет стоит три копейки вместо пятачка.

— Старина… — одобрительно тянул Владимир Алексеевич. Читал вслух фрагменты из своей поэмы «Азраил», написанной еще до революции. Чтение вскоре прекращалось:

— Фу! Устал. И тебе наскучил чтением.

— Вам известно, что «Азраила» я знаю наизусть, но я с удовольствием прослушал еще раз эти отрывки в вашем исполнении, — отвечал, словно школьник-отличник, Морозов.

— Первым, кому я читал «Азраила», был Чехов. Я просил его высказать свое впечатление и посоветовать, не надо ли чего исправить. Он ответил: «Хорошо, оставь так, как есть». А когда я прочитал Власу Дорошевичу, тот ошеломил меня ответом, он сказал: «На памятник бьешь, Гиляй!»

— А вы помните, как мы попали когда-то к профессору Церасскому? — поддерживал беседу Николай Иванович.

— А-а-а… К астроному? Помню.

— Вы тогда читали ему тоже отрывки из «Азраила».

— Как же… Старик-звездочет просил некоторые места повторить, значит, понравилось, а потом сказал: «Чудесная космическая фантазия»… Помню…

И Гиляровский продолжал читать из «Азраила»:

И наш герой на время забывал о своих старческих недугах, становился Азраилом, главным мусульманским ангелом, ангелом смерти. И превращался в силача и остроумца, в кумира журналистской молодежи, в задушевнейшего друга всех литературных знаменитостей, который сам — та еще знаменитость, которому до памятника — рукой подать.

Но памятника нет и не предвидится. А молодость ушла.

Одно лишь радовало Гиляровского:

— Душа моя чиста… Чиста совесть… Как у новорожденного. Чувствую, как мне легко будет на росстанях.

Радовался тому, что от него никто ни разу в жизни не заплакал. А еще радовался, что припрятана в шкафу бутылка старого шампанского «Аи». Говорил Николаю Морозову:

— Я берегу ее на самый торжественный случай. Когда мне станет еще хуже, я соберу вас всех, близких мне, сам открою спрятанную бутылку, налью каждому из вас по бокалу шампанского, скажу каждому по экспромту и с поднятым искристым бокалом весело, радостно сойду на нет. Довольно было пожито…

* * *

В конце сентября 1935 года в газетах появилось коротенькое извещение: «Старейший писатель В. А. Гиляровский, за последние годы жизни выпустивший ряд книг, характеризующих жизнь и быт Москвы, очень серьезно болен. Лечащие врачи признают положение больного крайне тяжелым».

1 октября в полночь Владимир Алексеевич скончался. «Аи» так и осталось в шкафу неоткупоренным — перед смертью наш герой не был способен на подобное физическое действие.

* * *

И на прощание — еще одно четверостишие Гиляровского.

P.S. Спустя несколько лет скульптор Сергей Дмитриевич Меркуров нашел в Измайлове кусок космического метеорита, сделал на нем барельеф Гиляровского и установил этот памятник на Новодевичьем кладбище.

Он сдержал свое слово, данное в 1912 году.

1855 (по другим данным, 1853) — Родился в Вологодской губернии в семье Алексея Ивановича и Надежды Петровны Гиляровских.

1871 — Гиляровский сбегает из дома и принимается бродяжничать, потом поступает вольноопределяющимся в 173-й Нежинский пехотный полк.

1873— Снова бродяжничает.

1875 — Дебютирует на сцене Тамбовского театра.

1877 — Принимает участие в Русско-турецкой войне в качестве пластуна (разведчика).

1881 — В «Будильнике» опубликовано стихотворение Гиляровского «Все-то мне грезится Волга широкая…»; он поступает на работу в газету «Московский листок».

1882 — Публикует сенсационный репортаж о пожаре на Морозовской фабрике в Орехово-Зуеве.

1883 — Знакомится с Антоном Павловичем Чеховым.

1884 — Переходит из «Московского листка» в «Русские ведомости»; женится на Марии Ивановне Мурзиной.

1885 — В семье Гиляровских родился сын Алексей, вскоре скончавшийся.