Так было. Размышления о минувшем - читать онлайн книгу. Автор: Анастас Микоян cтр.№ 17

В ту пору душой солдат, властителем их дум был военный комендант Баку прапорщик Авакян, смелый, самоотверженный человек. Помню, в июньские дни, когда спадала жара, на площади Свободы начинались бесконечные митинги. Солдаты соорудили на площади специальный деревянный помост, на нем трибуну, с которой Авакян и выступал иногда по два-три раза за вечер. Внешний вид у него был необычен: черный плащ, на голове какой-то странный убор – ни офицерский, ни солдатский. Он был высокого роста и очень худой. Мне он казался похожим на Мефистофеля.

И вот на одном из солдатских митингов я выступил и рассказал о позиции большевистской партии. Мои слова были выслушаны с напряженным вниманием. Потом раздались разные выкрики: одобрения и недовольства. К трибуне стала приближаться группа воинственно настроенных солдат. Поднялся шум. Но я уже закончил выступление, сошел с трибуны и, не задерживаясь, скрылся. Товарищ, который был вместе со мной, потом говорил, что я хорошо сделал, уйдя вовремя, так как со мной хотели расправиться.

В то время мы еще организационно не размежевались с меньшевиками: у нас была единая организация. Однако в самом составе Бакинского комитета партии большевики и численностью (из девяти членов комитета семь были большевиками), и влиянием были сильнее меньшевиков.

После первых же апрельских выступлений Ленина, вернувшегося в Россию из эмиграции, стало ясно, что задача перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую настоятельно требовала разрыва с меньшевиками. Но у нас это дело затянулось.

Помню, в начале мая из Петрограда приехали Миха Цхакая и Филипп Махарадзе. Они участвовали в VII (Апрельской) Всероссийской партийной конференции большевиков, проходившей под руководством Ленина.

Встреча с ними состоялась на квартире члена Бакинского комитета Виктора Нанейшвили. Миха Цхакая подробно рассказал, как был организован выезд из Швейцарии Ленина и группы большевиков, в которую входил и сам Миха Цхакая. Шаумян сообщил, что в ближайшее время большевики собираются отколоться от меньшевиков. Вскоре на объединенном заседании Бакинского комитета было принято решение о созыве Общебакинской партийной конференции.

На конференцию прибыла делегация от меньшевиков в составе Исидора Рамишвили и Богатурова. Исидор Рамишвили со своей белой бородой был похож на пророка. И говорил он, как пророк: «Товарищи, не уходите от нас, давайте оставаться вместе, в одних рядах марксистов. Если вы уйдете, то еще больше полевеете… а меньшевики еще больше поправеют… Если мы сегодня разойдемся, то никогда больше не сойдемся. Призываю вас, товарищи, восстановить единство наших рядов!» Речь Рамишвили, хотя он произнес ее очень вдохновенно и красиво, не была, однако, поддержана никем. Раскол был окончательно завершен.

К концу июля 1917 г. здоровье мое резко ухудшилось. Сказались перегрузка работой, постоянное недоедание и недосыпание. Как-то по приглашению Шаумяна я вновь зашел к нему на квартиру. Он подробно расспросил меня о работе, о моих впечатлениях, поинтересовался, почему я так плохо выгляжу. Выяснив, в каких условиях я живу и как приходится работать, он предложил мне немедленно уехать в деревню к родным, набраться сил, поправиться и только после этого вернуться вновь к работе. По совету Шаумяна я и его сын Лева выехали к родным, в свои деревни, расположенные неподалеку в районе Лори, чтобы отдохнуть и окрепнуть.

Когда наш поезд въехал в узкое Лорийское ущелье реки Дебет, мы все время восхищались красотой дикой природы, гигантскими скалами, протянувшимися по обеим сторонам ущелья. На этих скалах каким-то чудом росли не только маленькие, но и большие деревья. Река Дебет – небольшая, но очень быстрая, на крутых порогах сплошь покрыта пеной. Воздух становился все свежее. Мне казалось, что в мире не может быть более красивого места. Я доехал до станции Алаверды, а Лева поехал дальше.

Мать, встретив меня, как всегда, с распростертыми объятиями, не знала, что ей делать от радости. Отец, конечно, радовался не меньше, но внешне был сдержан. Особенно были счастливы мои младшие сестра и брат. Младшему брату Анушавану вот-вот должно было исполниться 12 лет. Он вытянулся, был худой, щуплый, как и я в свое время, учился в школе.

Первое время я действительно набирался сил. Наслаждался чистым горным воздухом, теплыми, солнечными днями. Много спал, неплохо питался. Немного читал. Когда начал поправляться, стал все чаще беседовать с односельчанами. Они изменились. Раньше мысли о политике и не приходили им в голову. Теперь все их интересовало: что где происходит, что будет дальше? Я, конечно, связался с партийной организацией нашего завода, выступал на общих рабочих митингах с сообщениями о политической обстановке в стране.

После первых же моих выступлений вся деревня узнала, что я большевик. Узнала об этом и моя мать. Как-то она подсела ко мне и начала примерно такой разговор: «Ты такой у меня ученый, умный, а кругом говорят, что ты большевик. Есть же, как я слыхала, много хороших партий: дашнаки там, эсеры, меньшевики. Самые почтенные и уважаемые люди нашей деревни стали на сторону этих партий. А ты вступил, говорят, в самую плохую партию, стал большевиком. Ведь ты умный человек, брось большевиков, перейди в другую партию!»

Говорила она так просяще, что я стал обдумывать, как бы мне получше ответить, не обидев ее. «Майрик (мамочка), – сказал я, – ты можешь отказаться от христианской религии и стать мусульманкой?» Мать сразу встрепенулась, перекрестилась и взволнованно сказала: «Что ты, сынок, что ты говоришь, разве это можно! Скорее я умру, но никогда этого не сделаю». Тогда я ей сказал: «Я тебя понимаю. Пойми и ты меня. Большевики – это моя вера, такая же, как для тебя христианство. Я не могу от них отказаться». Это на нее повлияло, и она никогда больше к этому вопросу не возвращалась.

С 1923 г. она жила со мной в Ростове, а потом в Москве, в Кремле, очень довольная тем, что ее сын пользуется в стране большим уважением. В Москве в церковь она не ходила, разговоров о религии в семье вообще не велось. Я уж думал, что она вообще перестала верить в Бога.

Когда в январе 1959 г. я возвращался из поездки в США на самолете Скандинавской авиакомпании, над океаном отказали два мотора из четырех. Самолет едва не оказался в холодных водах Атлантики. Сведения об этом как-то дошли до моей матери. Вернувшись домой, я спросил у нее: «Ну, как ты живешь, майрик?» Как обычно, она ответила: «Хорошо. Я вот только очень беспокоилась о тебе и все время молилась Богу, чтобы ты живым вернулся из этой страны!»

Я удивленно посмотрел на нее и спросил: «Майрик, а разве ты еще веришь в Бога?» – «А как же без Бога?» – просто ответила она.

Отец мой в свои шестьдесят лет к революционным разговорам относился скептически. Как-то совершенно неожиданно он без подковырки сказал мне: «Знаешь, на заводе появились какие-то там социал-моциалы. Про тебя говорят, что и ты такой же. Одумайся! Ведь вы еще мальчишки, а хотите свергать таких почтенных, сильных хозяев. Ничего у вас из этого не получится!» Я ответил, что он глубоко ошибается, что хозяева – не такие уж почтенные люди, как ему кажется, все они живут за счет пота рабочих. А мы скоро станем гораздо сильнее их.