Сквозь ад за Гитлера - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Метельман cтр.№ 18

— Мне нужно идти! — объявила Анна, успокоившись. — Я никогда не забуду этой нашей встречи здесь, никогда в жизни!

Какое-то время мы молча стояли, не в силах уйти отсюда. Воздух был наполнен птичьим щебетом, в двух шагах журчала река. Печаль и радость, мрак и свет — все смешалось в моей душе, и я не пытался распутать этот диковинный узел. И когда мы уже уходили, Анна вдруг обернулась и, зажав мое лицо в ладонях, крепко поцеловала меня в губы.

Едва я успел опомниться, как девушка смело шагнула в воду и стала переходить на другой берег. Я бросился за ней.

— Нет, Генри. Я уж лучше пойду одна, а ты, как только я поднимусь на горку, иди в другую сторону вдоль речки. И не торопись. И вот что — ты должен доверять мне!

И все. Я стоял и смотрел, как Анна проворно взбирается на взгорье. Она только раз обернулась и едва заметно махнула мне рукой, а потом исчезла из виду. Усевшись на дерево, на котором только что сидела Анна, я попытался привести в порядок мысли. И уже по пути домой через перелесок я вдруг понял, что имела в виду Анна, сказав, чтобы я верил ей. Я был один, безоружный, в районе, контролируемом партизанами, но не тревожился, потому что знал — Анна не станет подвергать меня опасности. Будто во сне брел я, а когда добрался домой, мои приятели вовсю резались в карты, сидя на траве. По их физиономиям я понял, что они заметили, что возвращался я совершенно другим путем, но никто и слова не проронил.

Анна была уже в доме, они с матерью готовили обед. Дверь была распахнута — день стоял погожий. Мать вышла на веранду и спросила меня, как я погулял. Анна, стоя позади нее, внимательно смотрела на меня. Я ответил, что погулял очень хорошо, что здесь, у вас, очень и очень красиво. От внимания Анны не ушло, что подчеркнул это «у вас». Наградой мне была добрая улыбка.

Мы пробыли в Зали еще две недели, главным образом занимаясь подготовкой техники и вооружений. Неподалеку от Зали располагался крупный склад боеприпасов, который однажды ночью был взорван в результате меткого попадания бомбы, сброшенной на бреющем полете советским бомбардировщиком. Вскоре выяснилось, что попадание это не было результатом мастерства штурмана и пилота, тщательно продуманного плана. Партизаны разожгли четыре огромных костра в лесистых холмах вокруг, расположив их таким образом, что если соединить их воображаемыми линиями, то в перекрестье их попадал как раз склад боеприпасов. Я точно помнил, что Анна в ту ночь дома не ночевала. Когда я встретил ее утром, она вплотную подошла ко мне, чего раньше не случалось. На лице ее было выражение плохо скрытой радости, мол, «ну, и как тебе это?»

— Анна, — сказал я, — оказывается, склад боеприпасов был взорван благодаря четырем кострам, разложенным партизанами.

— Да, да, Генри, я тоже слышала об этом, — сказала она, глядя прямо мне в глаза. Я стоял и смотрел на ее разорванное пальтишко, на стоптанные мужские ботинки явно на размер больше, и меня охватило непонятное чувство гордости. Да, я гордился Анной! Она продемонстрировала незаурядное мужество, и по ее глазам я видел, что она догадалась о моих чувствах.

Несколько дней спустя поступил приказ о переброске в район Феодосии. Предыдущим вечером пошел дождь. По небу неслись грозовые облака, свинцовое небо нависло над самыми сопками. Под завывание ветра дождь хлестал в оконные стекла. Около полуночи я стоял на посту на веранде, слушая вой разбушевавшейся стихии. Я надвинул поглубже каску, поднял воротник шинели и подумал, а каково будет сидеть в такую погоду где-нибудь в траншее. От этой мысли меня невольно передернуло. Доложив сменявшему меня товарищу, что происшествий нет, я собрался уйти в дом, но тот спросил меня: а не опасаюсь ли я, что возьмут да нагрянут партизаны. Я успокоил его, сказав, что партизаны не дураки, чтобы соваться сюда, да еще в такую погоду, К тому же и наша Анна дома, добавил я уже про себя.

На рассвете началась предотъездная суета. Гроза утихла. Михаил сходил за водой и растопил плиту. Упаковавшись в дорогу, мы в последний раз сели за стол позавтракать. Разговор не клеился, поскольку каждый был занят своими мыслями. И наши русские хозяева тоже вели себя необычно тихо, и я еще задумался, — что у них на уме. Скорее всего, ждут не дождутся, пока уберутся незваные гости. Никто из нас не был в претензии к хозяевам, мы старались по возможности вести себя корректно, и мне было приятно сознавать это. Когда мы стали уходить, они поднялись из-за стола. У отца случился приступ кашля, а мать Анны одарила меня таким взглядом, что я понял, что она обо всем знала. Даже Михаил сподобился улыбнуться на прощание, правда, я так и не разобрал, то ли цинично, то ли дружелюбно. Потом было прощание с Анной. Она стояла чуть позади, и я заметил, что лицо у нее заплакано. Повесив винтовку на спину, я повернулся спиной к своим товарищам, шагнул к ней и взял ее руки в свои. Ни времени, ни возможности попрощаться как следует не было. Я едва слышно шепнул ей всего три слова: «Анна!» и «Всего хорошего!» Кивнув мне, Анна вдруг побежала к лестнице, и все мы поняли это, как сигнал к отбытию. Пробормотав родителям и брату Анны «до свидания!», я подхватил вещмешок и стал спускаться по лестнице к тропе, ведущей через деревню. По пути я ни разу не обернулся.

Следуя в хвосте танковой колонны, мы выехали из Зали на главную дорогу, извивавшуюся, подобно серпантину, среди гор в восточном направлении. Когда мы миновали последний из домов, справа я разобрал женскую фигурку. Это была Анна. Из-за деревьев того самого «партизанского леса», как мы окрестили его, она взглядом провожала нашу колонну. Видимо, ей пришлось поторопиться — она даже успела переодеться в знакомое мне воскресное серо-зеленое платье. Но ведь сегодня было не воскресенье, мелькнула у меня мысль. Кроме меня, девушку никто не заметил. Вот-вот наша колонна должна была скрыться за поворотом, и я незаметно махнул ей рукой на прощание. Анна махнула мне в ответ. И хотя я с такого расстояния не мог разглядеть ее лица, я знал, я чувствовал, что она плачет.

Наша колонна уходила все дальше и дальше, приближаясь к линии фронта, где нам предстояло сражаться с ее земляками. На одном из грузовиков в хвосте кто-то затянул солдатскую песню, разухабистую, маршевую и веселую, одну из тех, которыми издавна славилась немецкая армия. Остальные, включая и меня, подтянули. Бездумно повторяя слова, не содержавшие и намека на гуманность человеческих отношений, а один только фанатизм, я готов был отдать все на свете за то, чтобы не сидеть за рулем сейчас и не горланить этот шовинистический бред. Мыслями я был там, в перелеске, куда вышла меня провожать моя Анна. Да, вот уж воистину страннее пары и быть не может — солдат вермахта и русская партизанка! Сражаться друг против друга, это в порядке вещей, но любить? А может, как раз в наших с Анной чувствах друг к другу и заключалась надежда для этого жестокого и несправедливого мира? Извивавшаяся змейкой дорога требовала от меня предельной сосредоточенности, но какое там — сердце колотилось, идущая впереди машина расплывалась у меня перед глазами. Я от души надеялся, что товарищи не заметят моих слез — вот еще, солдат, и вдруг оплакивает уходящую любовь!

Почти все время мы поднимались в гору и вскоре миновали каменистую дорогу перевала Яйлы. И вдруг перед нами раскинулась безбрежная синева — Черное море! Стоял погожий апрельский день 1942 года, солнце пригревало, и Черное море никак не оправдывало свое название. Внизу виднелась тянувшаяся на запад вдоль побережья гравийная дорога, едва умещавшаяся на узкой полоске между берегом и горами. К востоку располагалась живописная бухта, глубоко вдававшаяся в материк, окруженная покрытыми бархатной зеленью невысокими горами, кое-где прорезанными белесыми полосками песчаника. За ними возвышались настоящие горные вершины, защищавшие Крым от холодных северных ветров. Прямо в центре бухты стоял большой серый особняк, окруженный большой зеленой лужайкой, через которую протекала серебристая в лучах солнца речка. С такого расстояния пейзаж казался игрушечным. Нашей задачей было соединение с другими частями нашей 22-й танковой дивизии именно в районе этого особняка. Миновал полдень, и наша колонна неторопливо ползла в заданном направлении. С каждым поворотом игрушечная нереальность пейзажа исчезала — подъехав к особняку, мы увидели, что прямо на этой сказочной лужайке прибывшие раньше нас солдаты гоняют мяч, а болельщики сопровождают игру восторженными криками и взрывами смеха. Мы прибыли.