Повседневная жизнь Арзамаса-16 - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Матюшкин cтр.№ 54

Очень яркой фигурой ядерного центра был С. Б. Кормер. Молодой лейтенант, военпред, активно участвовал в работе научного семинара Института химической физики, на котором обсуждались вопросы горения и детонации взрывчатых веществ. Он запомнился многим специалистам в этой области. Ю. Б. Харитон, услышав его доклад, посвященный кумулятивным боеприпасам, уже тогда включил его в список сотрудников будущего ядерного объекта. Но военное ведомство ни при каких условиях не намерено было терять Кормера. Военные кадровики в специальном письме «разъяснили» И. В. Курчатову, что С. Б. Кормер работает в вооруженных силах по своей специальности и, согласно действующим законам, не подлежит увольнению в запас. Только под нажимом самых высоких должностных лиц вопрос о С. Б. Кормере был решен в пользу объекта. Впоследствии член-корреспондент АН СССР С. Б. Кормер стал широко известен в городе не только своими научно-производственными достижениями, но и как председатель городского Комитета защиты мира. Он очень ответственно и творчески относился к этой общественной работе, вкладывая в нее душу и считая это своим нравственным долгом. Чрезвычайно интересны были его рассуждения о противоречивости состояния ученого-патриота, работающего в области создания мощнейшего оружия, способного уничтожить жизнь, и его нравственной позицией человека, стремящегося к совершенствованию общества. Разумеется, нравственный климат города трудно измерить в количественных показателях, но факт остается фактом. В небольшом городе, само существование и благополучие которого связаны с производством вооружений, в Фонд мира поступало средств больше, чем от жителей всей Горьковской области с ее многомиллионным населением.

И еще одна характерная для того времени деталь. Трудности с «извлечением» молодых специалистов из военных ведомств с целью их привлечения к работам по атомному проекту свидетельствуют, что в Министерстве обороны очень хорошо знали свои кадры, независимо от званий и должностей.

Один из старейшин ядерного центра С. Г. Кочарянц прибыл на объект в 1947 году. Он «подпал» под соответствующее решение ЦК ВКП(б). До этого успешно работал в Московском энергетическом институте, где молодого ученого привлекала возможность сочетания преподавательской и научно-исследовательской деятельности. Самвел Григорьевич вспоминал, что в этот же период ему предлагали перейти на партийную работу в качестве секретаря ЦК компартии в Армении. Аргументированно отказался. Но вот с сентября 47-го С. Г. Кочарянц уже на объекте, где он и прожил всю оставшуюся жизнь, разрабатывая системы автоматики ядерных зарядов.

О высшем эшелоне руководителей будущего ядерного центра сегодня написано достаточно много в популярной периодике. Их имена фигурируют в энциклопедиях. Отмечаются отличительные черты их стиля работы и характеров. Вышли отдельные книги о Б. Г. Музрукове, Ю. Б. Харитоне, интересные воспоминания о других руководителях атомного проекта, но значительно меньше известно о среднем звене руководства, о рядовых станочниках, мастерах, значение которых для становления коллектива института и создания атмосферы города трудно переоценить.

Среди имен, не затасканных газетчиками, но находящихся в ряду первопроходцев, нельзя не назвать Николая Александровича Терлецкого. До прибытия на ядерный объект работал в Москве, в НИИ-6. Это была одна из первых научно-исследовательских организаций, подключенных к реализации атомного проекта. Здесь Терлецкий и познакомился с Ю. Б. Харитоном, который, по воспоминаниям самого Николая Александровича, дал ему задание «…сделать так, чтобы на сферическом заряде осуществлялось инициирование одновременно в тридцати двух равномерно расположенных точках. Зачем, для чего — не сказал…». Много позже Николай Александрович признался: «Немало помучившись, с заданием справился. Рассчитал. Изготовили две модели этого заряда. Установили 32 капсюля-детонатора. Пошли испытывать один из зарядов. Установили заряд на подставке, а сами — за угол кирпичного строения: наблюдать за подрывом… подорвали. Возвращаемся на место — подставка разлетелась, а в земле — никакой воронки. Лишь трава вокруг примята. Странно — что же это такое и для чего: вся энергия идет вовнутрь?.. Взяли вторую модель. И вновь — на полигон. Вырыли в земле небольшую лунку, установили заряд, сами — за здание. Подрыв… А вот и воронка, причем большая… Стало проясняться, с чем связано задание Ю. Б.» ^[76].

На ядерном объекте Н. А. Терлецкий появился в 1947 году. Начал со старшего инженера-конструктора. В апреле 1948 года — уже начальник конструкторского отдела, который занимался разработкой собственно зарядов. Это был энергичный, легковозбудимый и очень культурный человек. Знал английский язык, читал иностранные научно-технические журналы. Часто собирал коллег, брал в руки статью и тут же, с листа, переводил для всех. Как руководитель Николай Александрович всегда очень внимательно читал документы, профессионально и грамотно их редактировал. Сослуживцы вспоминали его изречения в адрес авторов небрежно исполненного материала: «Вот это да! Прямо как в классическом примере — шли дождь и два студента…» Это его качество эксплуатировали и часто привлекали в роли «эксперта» при составлении наиболее важных документов, отправлявшихся «наверх». Безукоризненная тщательность при выполнении любого дела и требовательность, присущие Н. А. Терлецкому, — это тот набор профессиональных качеств большинства работников ВНИИЭФ, формировавшихся осознанно Ю. Б. Харитоном.

Вероятно, именно такой стиль работы, исповедуемый самим Ю. Б., позволил избежать серьезных аварий и людских жертв в ходе реализации атомного проекта, чего не удалось американцам. Кстати, не случайно в шутку теоретики вывели единицу технической безопасности: «один Харитон». Директор первого завода Е. Г. Шелатонь рассказывал. «Изготавливали первый узел высокого давления. Как принято, был изготовлен макет и сам узел. В узле имелся клапан, который устанавливался очень просто, но обязательно нужной стороной. Виктор Александрович Давиденко сообщает Харитону о готовности узла к испытанию. Харитон советует сначала испытать макет узла, предположив, что могли неправильно поставить клапан и закрыть выход. Явно недовольный, Давиденко звонит Я. Б. Зельдовичу и спрашивает, какое давление может быть в узле на 3 тысячи атмосфер, если нет выхода. Зельдович ответил, что до 100 тысяч. Явно сомневаясь Давиденко, тем не менее, решил „проиграть“ все же на макете аварийную ситуацию. Все подготовили в специальном контейнере. Нажали кнопку, взрыв — окна повышибало. После разобрали уже боевой узел и оказалось, что клапан был поставлен неправильно. При испытании боевого узла последствия были бы совсем иные. Давиденко произнес: „Харитон — святой человек. Он спас нам жизнь“» ^[77]. Еще один эпизод. Варили впервые для специальной установки трубы диаметром 3,5 метра и общей длиной 80 метров. Харитон наблюдал за сваркой, стоя внутри медленно вращающейся трубы. Затем варили и шестиметровые трубы, для конструкции длиной 100 метров. Сегодня эти установки показывают зарубежным гостям.

Само поведение Ю. Б. Харитона, стиль работы, который он олицетворял, явно опровергают расхожий сегодня миф об отношении к людям как пешкам, винтикам, ничего не значащим в жизни. Причем этот стиль был присущ многим руководителям объекта, прибывшим из самых разных мест. Иван Федорович Турчин, проработавший на испытаниях более сорока лет, вспоминал ряд эпизодов, красноречиво раскрывающих эту важнейшую черту научного руководителя объекта.