Николай и Александра - читать онлайн книгу. Автор: Роберт К. Масси cтр.№ 130

Основной причиной такого крутого поворота событий стала измена солдат гарнизона. Рабочие уже избегали появляться на Невском, где того и гляди пулю получишь. И в субботу вечером Юренев, один из большевицких руководителей, с хмурым видом заявил, что восстание пошло на убыль. «Реакция крепит силы, – сообщил он группе левых лидеров, собравшихся у Керенского. – Недовольство в казармах спадает. Ясно, что пути рабочих и солдат расходятся. Следует не предаваться пустым мечтам… о революции, а заниматься систематической пропагандой на заводах и фабриках в надежде на лучшее будущее».

Юренев ошибался: недовольство солдат не спадало. Солдаты Волынского полка, не захотевшие стрелять в мятежников, в воскресенье разошлись по казармам, растерянные и злые. Всю ночь они обсуждали создавшуюся обстановку. В шесть часов утра унтер-офицер Кирпичников предательски, в спину, убил капитана Лашевича, накануне наказавшего его ^[91]. Остальные офицеры сбежали, и вскоре весь полк под звуки оркестра вышел из казарм и примкнул к мятежникам. Его примеру последовали такие полки, как Семеновский, Литовский, Ораниенбаумский пулеметный и, наконец, легендарный лейб-гвардии Преображенский, старейший и славнейший полк, основанный самим Петром Первым. Правда, это были лишь запасные батальоны, собранные с бору по сосенке, однако солдаты их носили мундиры отборных полков русской армии и шли под овеянными славой знаменами.

Почти во всех районах города утром 27 февраля (12 марта) царила гробовая тишина. Стоявшая у окна британского посольства Мюриэль Бьюкенен, дочь посла, видела «всё те же широкие проспекты, те же великолепные дворцы, золоченые шпили и купола, выплывающие из перламутровой утренней дымки, однако повсюду… чего-то недоставало. Не было ни верениц повозок, ни набитых пассажирами ярко-красных трамваев, ни легких санок… Лишь пустынные улицы, закованная в ледяной панцирь река да возвышающиеся на противоположном берегу Невы мрачные куртины Петропавловской крепости, над одним из бастионов которой на фоне зимнего неба в последний раз развевался императорский штандарт».

Из окна французского посольства Морис Палеолог наблюдал драматическое зрелище: «В полдевятого утра [27 февраля (12 марта)], когда я кончил одеваться, я услышал странный и продолжительный гул, который шел как будто от Александровского моста. Смотрю: мост, обычно такой оживленный, пуст. Но почти тотчас же на том конце, который находится на правом берегу Невы, показывается беспорядочная толпа с красными знаменами, между тем как с другой стороны спешит полк солдат. Так и кажется, что сейчас произойдет столкновение. В действительности обе массы сливаются в одну. Солдаты братаются с повстанцами».

Два часа спустя генералу Ноксу стало известно, что «восставшие солдаты гарнизона высыпали на улицу. Мы приблизились к окну… Вытянув шеи, увидели двух солдат – это было что-то вроде авангарда. Они вышагивали посередине улицы, направляя винтовки на прохожих, чтобы те убирались с дороги… За ними следом шла толпа солдатни, занявшая всю улицу и тротуары. Возглавлял ее низкорослый, но страшно важный студент. Все были вооружены, у многих на штыках красные флажки… Больше всего меня поразило то, что все это происходило в полной тишине, словно в кинематографе».

Чтобы выяснить, в чем дело, Палеолог вышел на улицу. «Испуганные обыватели бегут по всем улицам, – вспоминал посол. – На углу Литейного невообразимый беспорядок. Солдаты вперемешку с народом строят баррикаду. Пламя вырывается из здания Окружного суда. С треском валятся двери арсенала. Вдруг треск пулемета прорезывает воздух; это регулярные войска только что заняли позицию со стороны Невского проспекта… Окружной суд представляет из себя лишь огромный костер; арсенал на Литейном, дом министерства внутренних дел, дом военного губернатора, дом министра двора, здание слишком знаменитой Охранки, около двадцати полицейских участков объяты пламенем; тюрьмы открыты, и все арестованные освобождены; Петропавловская крепость осаждена; овладели Зимним дворцом, бой идет во всем городе…» В полдень пала Петропавловка со своей тяжелой артиллерией. На сторону мятежников перешло 25 тысяч солдат. К ночи число их выросло до 66 тысяч.

В понедельник утром состоялось последнее заседание Совета министров. Присутствовавшего на нем Протопопова принудили подать в отставку. Он вышел из зала, мелодраматически воскликнув: «Теперь мне остается только застрелиться». Прибыл младший брат императора, великий князь Михаил Александрович. Выслушав министров, он решил лично обратиться к государю. Оставив зал заседаний, великий князь связался со Ставкой с целью уговорить брата немедленно назначить правительство, которое пользовалось бы доверием народа. Находившийся на другом конце провода генерал-адъютант Алексеев попросил великого князя подождать, пока он переговорит с императором. Сорок минут спустя Алексеев ответил Михаилу Александровичу: «Государь желает поблагодарить Ваше Императорское Высочество. Он отправляется в Царское Село, чтобы там все решить». Когда министры узнали об этом, у них опустились руки. Заседание кабинета было прервано – как позднее выяснилось, навсегда, – министры покинули здание. Большинство из них пришли вечером в Таврический дворец, чтобы сдаться и оказаться под защитой Временного правительства.

Между тем события развивались с головокружительной быстротой. Получив вечером царский рескрипт, повелевающий прервать заседания Думы, в восемь утра Родзянко собрал у себя в кабинете лидеров всех фракций. Было решено рескрипту не подчиняться и продолжать заседания. В половине второго к Таврическому дворцу с пением «Марсельезы» и красными флагами в руках подошли огромные толпы рабочих и солдат, чтобы поддержать Государственную думу и получить у нее указания. Ворвавшись во дворец, чернь рассыпалась по коридорам и залам, заполонив все здание парламента. Толпа была разношерстная, возбужденная: рослые, вспотевшие в своих грубых шинелях солдаты, восторженно вопящие студенты. Порой попадались заросшие щетиной старики, освобожденные из тюрем.

– Я должен знать, что я могу сообщить им, – обратился к Родзянко Керенский, видя, как толпа окружает растерянных депутатов. – Могу ли я заявить, что Государственная дума с ними, что она берет ответственность на себя, что она возглавляет правительство?

Выбора у Родзянко не было, и он согласился. По-прежнему преданный государю, он не желал нарушать присяги и, обращаясь к Шульгину, заявил: «Я не хочу бунтовать». Шульгин, хотя и был монархистом, сознавал суровую необходимость: «Берите власть, Михаил Владимирович… Если министры сбежали, должен же их кто-то заменить». Родзянко то и дело вызывали на крыльцо. Он заявил, что Дума не намерена распускаться и принимает на себя функции правительства. В три часа дня на заседании Думы был назначен Временный комитет с целью восстановления порядка и управления мятежной солдатской массой. В Комитет вошли представители всех партий, кроме крайних правых.

Однако падением царского правительства и образованием комитета Думы дело в тот памятный день не кончилось. Тогда же возник еще один орган власти, Совет рабочих и солдатских депутатов, причем один депутат избирался от роты революционных солдат или тысячи рабочих. Как ни парадоксально, но новоявленный Совет уже вечером заседал под одной крышей с Государственной думой.