Есенин. Путь и беспутье - читать онлайн книгу. Автор: Алла Марченко cтр.№ 7

Но почему я так долго задерживаюсь на всех этих деталях? А потому, что теперь, когда опубликована переписка Цветаевой и Пастернака, мы не имеем морального права замалчивать следующий фрагмент из письма Бориса Леонидовича Марине Ивановне от 26 февраля 1926 года: «На днях узнал версию, кажущуюся мне вздорной и неправдоподобной. Надо будет переспросить Казина, на которого ссылался рассказывавший. Будто бы Есенин перед отъездом говорил К<азину>: “Вот увидишь, как обо мне запишут”. С этим хотят поставить в связь домысел о том, будто бы Е. хотел устроить покушенье на самоубийство, в чем между прочим ищут объяснение факта, что кисть правой руки была у него на горле [22] и защемлена петлей. Так как я не думаю, чтобы к этой версии Вы отнеслись иначе, чем я, то я ничего и не делал для установления ее источников и уточненья ее самой. Положенье же кисти в этом случае прибавляет лишнюю жутко-волевую черту ко всему облику катастрофы» [23] .

Ни опровергнуть излагаемую Пастернаком гипотезу, ни принять ее безоговорочно не позволяет скудость имеющихся в нашем распоряжении фактов. Однако ж и признать ее вздорным домыслом, начисто исключив несчастный случай, невозможно, а это и впрямь прибавляет жуткую черту «ко всему облику катастрофы». По крайней мере, если наше предположение (возможно, что в качестве опоры Есенин использовал не гарнитурную дубовую тумбочку, а шаткий дорожный гардеробчик) достоверно хотя бы на треть. Не исключено, кстати, что именно этот момент имел в виду М. С. Наппельбаум, когда говорил, что в смерти поэта не все ясно. С Есениным он знаком не был, но у фотографов особое, трехглазое, зрение…

Требует уточнения и то истолкование, какое дает Маслов болезни Есенина. Опровергая, как медик, и подозрение на эпилепсию, и белую горячку, для излечения от которой поэта якобы и поместили в клинику известного на всю Россию психиатра Ганнушкина, он почему-то не решается назвать по имени «таинственную болезнь» Есенина, резко обострившуюся в последний год его жизни. Вместо ожидаемого профессионального диагноза, пусть и предположительного, приводит малоправдоподобный рассказ о том, как Есенин, выкрав историю своей болезни, узнает, что она неизлечима. В действительности ничего, кроме «меланхолии», то есть депрессии, у Есенина, как и у Маяковского, судя по всему, не было. Вот что пишет приятель С. А. Матвей Ройзман:

«Ко мне пришел домой врач А. Я. Аронсон. Он был взволнован, озабочен, но говорил, осторожно подбирая слова. За эти дни он обошел все места, где, по мнению родственников, друзей и знакомых Есенина, он мог находиться (…) Есенин ушел из клиники самовольно, а это может привести к большой беде. Я спросил, чем, собственно, болен Сергей. Доктор объяснил, что профессор Ганнушкин поставил точный, проверенный на больных диагноз: Есенин страдает ярко выраженной меланхолией. Впоследствии я узнал, что (…) меланхолия – психическое расстройство, которому сопутствует постоянное тоскливое настроение. Поэтому любые размышления больного протекают как бы окрашенными в черный цвет (…) Но самое опасное – это то, что меланхоликов типа Есенина мучает навязчивая мысль о самоубийстве. Естественно, это усиливается во время одиночества» [24] .

Маяковского, в отличие от Есенина, уложить к Ганнушкину было невозможно. Однако не только Лиля Брик, но и Галина Катанян, супруга Василия Абгаровича Катаняна, не заблуждались насчет «некоторых обстоятельств», предшествующих его гибели. Они поразительно схожи с теми, какие спровоцировали трагедию в гостинице «Англетер»: «Не только для людей, мало знавших Маяковского, но и для близких друзей смерть его осталась загадкой (…) А между тем он был болен. По моему глубокому убеждению, с конца 29-го года у него была депрессия. Я не врач, но периодически страдаю этим заболеванием и поэтому хорошо знаю все те симптомы, которые характерны для последних месяцев жизни Маяковского. Все признаки этого заболевания были налицо. Он был в подавленном, мрачном, совершенно не свойственном ему настроении (…) Он боялся одиночества, зазывал к себе даже малознакомых людей (…) Тяжелое состояние это усугублялось еще и тем, что у него началось заболевание связок, и он боялся потерять голос. И как раз тогда, когда ему было противопоказано одиночество, он оказался в полной изоляции. Единственные близкие люди, которые могли бы поддержать его в это тяжелое время – Лиля и Ося, – были за границей (…) Соратники по ЛЕФу были глубоко уязвлены вступлением Маяковского в РАПП и бойкотировали его (…) В РАППе, который принял его с плохо скрываемым торжеством, друзей у него не было, единомышленников тоже (…) Неуспех «Бани» у Мейерхольда он переживал болезненно (…) Выставка не нашла отклика у соратников. Студенты Института народного хозяйства, перед которыми он выступал 9 апреля (за четыре дня до выстрела! – А. М. ), издевались над ним. Ахматова, прочтя позже стенограмму этого последнего выступления, сказала: “Конечно, он не мог этого выдержать…”» [25]

Но вернемся к А. В. Маслову. Сообразив, что «Загадочная петля» переубеждает даже предубежденных, если они, конечно, функционально грамотны, т. е. способны не заучивать с голоса чужого выводы, а следить за ходом авторской мысли, в куняевском лагере насторожились и в спешном порядке принялись вырабатывать новый план действий. Заинтересовали церковь, подключили экстрасенсов, стали экспортировать свой товар, сначала в ближайшее зарубежье, а затем и в бывшие страны народной демократии. И не ошиблись прицелом. Главный экстрасенс Москвы господин Виноградов М. В. (доктор всевозможных наук) объявил с экрана ТВ, что его помощницы (одаренные телепатки, участницы программы «Битва экстрасенсов») хором подтвердили куняевскую версию: мнение всех без исключения экстрасенсов состояло в том, что это было убийство. Интервью с господином Виноградовым в январе 2010-го опубликовал журнал «НЛО» – не путать с «Новым литературным обозрением». А спустя полтора месяца (16 марта 2010 года) в Варминско-Мазурском университете (Польша, г. Ольштын) состоялась презентация книги «Убийство Сергея Есенина» (г. Щитно, Издательство Высшей школы полиции, 2009). Ее авторы – «остепененные» польские слависты Рената Владарчик и Гжегож Ойцевич – однозначно опровергли версию о самоубийстве поэта.

Но что такое заштатный Ольштын или малопочтенное не то «НЛО»? Чтобы вновь взбудоражить общественное мнение, доведя благородную ярость до точки кипения, требовалось более действенное горячительное средство. И оно было найдено: эксгумация.

О необходимости эксгумации добровольцы патриотического фронта начали поговаривать уже давно, но как-то неуверенно, междоусобно и под сурдинку. После выхода «Загадочной петли» взрывоопасную идею запустили в патриотический обиход, и года через два она овладела массами. Однако реализация проекта застопорилась. Выяснилось: в таком серьезном деле, как могиловскрытие , без помощи и благословения дипломированных судебных медиков не обойтись. Перебирали-перебирали, выбрали. Самого что ни на есть знающего. И с правильными анкетными данными. Евгения Степановича Мишина. Профессора! Доктора медицинских наук! Заведующего кафедрой Медицинской академии им. И. И. Мечникова! Подослали к профессору интервьюера. Евгения Мишина в группе экспертов первого созыва не было, но он без колебаний подтвердил заключение коллег: Есенина никто не убивал. Интервью опубликовал «Огонек». Кинодвойник поэта, то бишь актер Безруков, на этот текст прореагировал так: для меня, мол, совершенно ясно – Есенин погиб. Был умерщвлен насильственно. Направлял ли руку убийц товарищ Троцкий? Без сомнения.