Кропоткин - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Маркин cтр.№ 91

21 декабря 1920 года Кропоткин отправил письмо старому другу Вере Николаевне Фигнер, интересовавшейся, сможет ли он приехать в Москву, чтобы прочитать лекцию. «Насчет моего приезда, — пишет Петр Алексеевич, — должен сказать, что здоровье мое за последнее время так ненадежно, что и думать не могу о поездке. Сердце беспрестанно мучает, и притом, должно быть, еще малярия через день. В придачу случились еще невралгии — жестокие, каких я не помню с Женевы, больше сорока лет тому назад… Ну а лекцию — подавно не прочесть! Недавно я говорил на юбилее Дмитровского союза кооператоров. Еле договорил минут 20, с отчаянной болью в сердце…» ^[90]

Его душа страдала от того, что происходило вокруг: шло повсеместное наступление государственности, однопартийной власти, бюрократии, единомыслия. На собрании кооператоров, где Кропоткин выступил с речью, которая окажется его последним публичным выступлением, «вышел большевик и спокойно сказал, что это, мол, похороны союза…». Свободно сложившийся союз решено было превратить в бюрократическую организацию, в одну из канцелярий губернского продкомитета. Говоря об этом с горечью, Петр Алексеевич вспоминает: «Начиная с 1-го Интернационала (с 1872 г.), мы постоянно боролись против правила социал-демократов: раз не наше — пусть лучше не существует! Таков неизбежный лозунг государственной революции». И вот дошло дело до кооператоров. А ведь совсем недавно он доказывал Ленину, насколько важно сохранить эту форму народного творчества. И тот вроде бы соглашался, но назвал это все мелочами, пустяками, переключившись на свою главную тему — беспощадной классовой борьбы.

Вспомнился Петру Алексеевичу человек из далекого прошлого — Сергей Нечаев, иезуитскому «Катехизису» которого пытался противопоставить свою ненасильственную программу кружок «чайковцев». Может быть, потому-то и прижилось название кружка, что оно по звучанию как бы противостояло «нечаевцам», отрицателям нравственности. Всю жизнь разрабатывал Кропоткин нравственные основы анархизма, а теперь завершает «Этику» — анархическую, а значит, общечеловеческую, реалистическую, гуманистическую этику взаимопомощи и солидарности… Но какова будет ее судьба? Ведь Ленин говорил ему: «Только такая борьба увенчается успехом. Все остальные способы, в том числе и анархические, сданы историей в архив, и они никому не нужны, никуда не годятся, никого не привлекают, только разлагают тех, кто так или иначе завлекается на этот старый, избитый путь…» В тот же день им написано последнее письмо Ленину, в котором поднимается вопрос о практикуемом ЧК захвате заложников с последующим их расстрелом. Оно было доставлено в Кремль, но никакого ответа снова не последовало.

Завершался двадцатый год…

В конце декабря Петр Алексеевич написал открытое письмо VIII Всероссийскому съезду Советов в связи с тем, что дело шло к закрытию всех кооперативных издательств. Обращаясь к высшему органу советской власти, Кропоткин считал, что нельзя допустить полной централизации печати в Российской советской республике:

«Не найдет ли Президиум возможным предложить на обсуждение Съезда вопрос чрезвычайной важности для России — вопрос о предполагаемом закрытии всех вольных кооперативных и товарищеских издательств…» Перечислив, что кооперативные издательства успели сделать для народа, он подчеркнул их преимущества: «И что всего важнее, в этих издательствах, где сами писатели становились издателями своих трудов, создавалось единство между процессом творчества и производством книги, которого отсутствие так вредно отзывается на большинстве капиталистических издательств и тем более отзовется на издательствах государственных…» И дальше: «Недаром человечество целую тысячу лет боролось за свободу путем невероятных жертв. Убить эту свободу и отдать громадную, вольную культурную работу в распоряжение государственных канцелярий значило бы заставить вас, представителей рабоче-крестьянской России, быть слепыми орудиями мрачного прошлого и связать высокие стремления социализма с прошлым насилием и торжеством обскурантизма — властью тьмы…» ^[91]

Отрицание управляющей функции государства естественным образом заставляет анархическое сознание, противостоящее государственническому, особое внимание обратить на этику тех самых горизонтально складывающихся взаимоотношений людей, на основе которых формируется общество, освобожденное от насилия и принуждения.

Михаил Бакунин к концу жизни мечтал написать «Этику», но умер, не успев этого сделать. По существу, и Кропоткин не завершил работу, начав ее с подробного изложения истории этических взглядов, их развития с древнейших времен.

О взаимоотношениях людей между собой любой мыслящий человек думает всю жизнь. И когда жизнь завершается, возникает потребность подвести итог этим размышлениям, выделить наиболее важное, самое существенное в этой жизни. На долю Кропоткина выпало воочию увидеть смену этических представлений в результате революции. Возник хаос, из которого должен был бы родиться новый порядок, новый строй жизни, основанный на этике взаимопомощи и солидарности. Но произошла подмена понятий, глубокий обман, вместе с которым под знаменем революции вернулась этика господства и подчинения, принуждения и насилия.

Именно тогда, в начале мая 1920 года, написал Кропоткин в письме Александру Атабекяну: «Я взялся за этику, потому что считаю безусловно необходимой эту работу». Когда его спрашивали, не хочет ли он написать революционную этику, он отвечал, что нужна этика «просто человеческая», реалистическая, лишенная мистики, присутствующей во всех религиях, общая для всех людей. Кропоткин признавал, что вечные идеалы нравственности нашли наиболее яркое выражение как в учении Христа, так и в буддизме: «Вместо жестоких и мстительных богов, велениям которых должны были покоряться люди, эти две религии выдвинули — в пример людям, а не в устрашение, — идеального богочеловека». «В словах „не мсти врагам своим“ — истинное величие христианства», — писал он в 1920 году, когда в России еще не отбушевала самая беспощадная из всех войн — гражданская.

Принимая христианский идеал нравственности, Кропоткин считал его все-таки недостаточно всеобъемлющим. Поскольку главные нравственные принципы всех религий очень близки, то, очевидно, думал он, у них единая основа, общий источник. С позиции естествоиспытателя он видел эту основу в природе. В работах философов-позитивистов Огюста Конта, Джона Стюарта Миля и Герберта Спенсера его привлекали идеи синтеза наук на естественно-научной основе. Но если позитивисты, касаясь этических проблем, не связывали истоки нравственности с природой, то Кропоткин свою концепцию построил целиком на природном фундаменте.

Первый том «Этики» состоит из тринадцати глав. Три первые — теоретические, остальные — исторические. Первая глава — «Современная потребность в выработке основ нравственности» — начинается с обзора последних достижений естественных наук. Они очень велики: ведь создан целый ряд новых отраслей знаний, а прежние учения о происхождении жизни, о положении человека в мире, о сущности разума изменены коренным образом.