— Пока никто. У Кирилина люди есть, пока передашь материалы им, а там посмотрим. Конечно, если у тебя есть какие-то материалы, — подозрительно взглянул на него Орлов. — А то, похоже, ты не столько расследованием смерти Тимашова занимался, сколько какими-то параллельными действиями. Ты, Лев, не обижайся, но, может быть, в этих заявлениях на тебя есть какая-то доля правды. Давил ты там на этого Семенова или не давил, этого я не знаю. Но то, что пока в деле нет никаких данных о том, что Семенов как-то мог быть связан со смертью Тимашова, — это факт. Чего ты вообще к нему полез? На что он тебе сдался?
— А на то и сдался, что через него я хотел выйти на людей, связанных со смертью Тимашова. И практически вышел уже, но… похоже, не судьба.
— Судьба или не судьба, не об этом сейчас речь. Это все эмоции, а я же с тобой пытаюсь говорить о реальном положении дел. А реальное положение дел таково, что из отдела противодействия коррупции прислан человек, и он будет сейчас твоего Семенова на предмет давления сканировать от и до. И если он хоть какую-то малейшую мелочь найдет, сам понимаешь, чем это для тебя может обернуться.
— Да понимаю я, понимаю, — с досадой проговорил Гуров. — Чего уж тут, отстранен, значит, отстранен.
— Очень рад, что мы с тобой по этому вопросу достигли взаимопонимания. Сейчас иди к Кирилину, сдай дела. И можешь переключаться на свою текучку. У тебя и без Семенова работа есть. Мошенничество в особо крупных по жилищному кооперативу у тебя в производстве?
— Да, у меня.
— Вот и ладно. Вот этим и занимайся. Там работа больше бумажная, счета, финансовые проводки. Изучай. А когда со схемами разберешься, можно будет и на допрос вызывать фигурантов. Постепенно.
— Можно будет? — с иронией спросил Гуров.
— Можно.
— Спасибо.
Получив это разрешение, Лев вышел из кабинета Орлова и уныло побрел в свой.
Торопиться больше некуда. Не нужно было систематизировать сведения, составлять списки подозреваемых и определять очередность вызова на допрос. Грандиознее расследование отменялось.
По дорогое он вспомнил, что должен еще сдать дела, и, не заходя к себе, направился в кабинет Кирилина.
— Что такой кислый? — с улыбкой встретил его коллега, по-видимому, еще не знавший последних новостей. — Вчера вроде бы поработали мы на славу. Этот Семенов столько интересного наговорил, что даже Чепраков по сравнению с ним блекнет. Там работы непочатый край, фактически новое расследование нужно назначать. Самое время взбодриться, а ты как в воду опущенный. Случилось что?
— Да в целом ничего особенного, — медленно проговорил Гуров, — просто это новое расследование, похоже, буду вести не я. Отстранили меня, Иван Демидович. Больше я в твоей группе не числюсь. Пришел дела сдать.
— Вот тебе и на! — вытаращил от удивления глаза Кирилин. — Это по каким же таким причинам? За что? Работа, можно сказать, только-только в самую активную фазу вошла. С чего это вдруг тебя отстранять? И кому? Кому такое в голову пришло?
— Кому же еще оно могло прийти? У нас тут только один человек такие глобальные вопросы решает.
— Орлов? Да я в жизни не поверю. Ты же у него любимчик, считай. И вдруг — отстранение. Ни в жизнь не поверю.
Однако после того, как Гуров вкратце описал ситуацию, Кирилин свое мнение изменил. Выражая сочувствие полковнику, он посетовал на нечестную игру некоторых представителей смежных ведомств и выразил надежду, что скоро все выяснится и Гуров сможет продолжить начатую работу.
Но сам полковник понимал, что продолжать начатое, упустив столько времени, будет уже бессмысленно. В подобных случаях именно быстрота и неожиданность удара были главной гарантией результативности действий. А за то время, пока человек, присланный из отдела противодействия коррупции, будет проверять его методы работы с подследственными на отсутствие криминальной составляющей, Андросов и его компания успеют такое непрошибаемое алиби себе обеспечить, что к ним и на пушечный выстрел не подойдешь.
Вернувшись к себе в кабинет, он начал было разбирать материалы по делу о мошенничестве в ЖСК, но работа не шла на ум. Как ни старался Лев сосредоточить мысль на махинациях со средствами дольщиков, она всякий раз невольно возвращалась к предыдущему расследованию, от которого его столь неожиданно и непредсказуемо оторвали.
Он интуитивно перебирал варианты ответных мер, которые могли бы позволить ему восстановить статус-кво, пока основное время еще не упущено и есть надежда привлечь к ответу виновных. Но вариантов оказывалось до обидного мало.
Практически любое его действие либо было связано с ожиданием «положительного решения сверху», а значит, с той же бесполезной тратой времени, либо предполагало действие напролом, тем самым усугубляя и без того непростую ситуацию с «подмоченной репутацией» Гурова.
Промучившись до пяти часов, полковник так и не сумел найти конструктивного решения проблемы. Расстроенный и уставший, он уже собирался в этот непривычно ранний час отправиться домой, когда зазвонил телефон.
— Лев Иванович? Добрый вечер. Заруцкий беспокоит.
— Здравствуйте, Павел Егорович, рад вас слышать, — без всякого энтузиазма проговорил Гуров.
— Вот видите, как получилось. Все ждал новостей от вас, а вышло так, что сам к вам с новостями. Нужно поговорить. Вы не могли бы подъехать ко мне в офис? Если не очень заняты, конечно.
— Да, разумеется. Я не очень занят. Как раз собирался уходить, когда вы позвонили.
Лев решил, что сообщать адвокату последние печальные новости не стоит. Родственники и друзья Тимашова с такой надеждой ожидали разрешения всех недоумений относительно этой смерти, что отнять эту надежду у него просто не поднималась рука. Пусть думают, что расследование идет своим ходом. Он ведь уже говорил, что дело сложное и ждать немедленных результатов не стоит.
Потратив около часа на маневрирование в вечерних пробках, Гуров прибыл в контору Заруцкого.
— Проходите, прошу вас, — приветствовал его тот, встречая у входной двери. — Я уже всех отпустил, так что мы с вами сегодня, как говорится, тет-а-тет. Да и разговор такой, что чужих ушей не терпит.
— В самом деле? — немного удивился Лев. — А с чем связана такая строгая конспирация, если не секрет?
— Во-первых, с желанием клиента, — ответил Заруцкий. — Человек, обратившийся ко мне, очень настаивал на соблюдении строжайшей конфиденциальности. Кроме того, насколько я смог понять, сама информация, которую он хочет сообщить вам, довольно специфична и не предназначена для посторонних ушей. Ну и третий пункт является логическим следствием двух первых. Этот человек, сообщая упомянутую информацию, идет на большой риск и, разумеется, стремится, по возможности, обезопасить себя. Как мне объяснили, именно поэтому к вам не обратились напрямую, а решили действовать через посредника. То есть через меня. Никто не должен знать, что у вас с этим человеком имелись какие бы то ни было личные контакты.