Встаю. Оставив грязную посуду на столе, выхожу из кухни и иду на балкон. Яркий солнечный свет бьет по глазам. Щурюсь, потягиваюсь, прогоняя ломоту из одеревеневшего тела, и лезу в карман за пачкой сигарет.
Пачка пуста. Горестно матерюсь и вздыхаю. Уже не хочется ничего. Постабстинентный синдром в классическом проявлении. Я переваливаюсь через перила балкона и с восьмого этажа смотрю вниз на двор. В жидко-стальной луже быстро проплывают облачка, а ее поверхность манит. На мгновение в разрыве между пробегающими облаками мелькает луч солнца.
Слепну, но словно получаю заряд.
В глазах плывет. Зрение дает сбой: передо мной мелькают мушки в виде каких-то знаков, символов и цифр. Присаживаюсь на старую раздолбанную шатающуюся табуретку и протираю глаза.
Проморгавшись, решаю выйти на улицу и пройтись до магазина, чтобы купить сигарет, кофе и, вернувшись, засесть за книгу, которую никак не закончу.
Почему-то мне кажется, что стоит ее дописать, так сразу все у меня наладится.
Просто надо закончить книгу.
Глава 2
WTF?!!
Где мы, чувак?! Кажется, это страна летучих мышей!
«Страх и ненависть в Лас-Вегасе»
Осторожно перепрыгиваю лужи, чтобы не промочить ноги. Левая кроссовка просит каши, но починить лень. Сдать в ремонт – нет лишних денег. Купить новые кроссовки? Есть расходы поважнее – аренда квартиры, коммунальные услуги, оплата Интернета, продукты, в конце концов. Хотя, будь моя воля, я бы сначала купил кроссовки, но семейный бюджет в надежных Янкиных руках.
Двор у нас прямо эталонный для этого района. Асфальт разворотили, провели раскопки водопроводных труб, закопали. За пару лет утрамбовалось, но при первом дожде превращается в болото. Грязь, мусор, летающие по двору пакеты, сколотые бордюры, чахлый кустарник, протянутые веревки с развешенным бельем, щербатые разнородные окна и балконы, – и рад бы порадоваться глаз, да нечему. Разве что преддверие лета и распускающаяся зелень деревьев создают со школьных времен особое, предканикулярное настроение.
Там, где когда-то подразумевался детский городок, прочно обосновались местные забулдыги. Часть из них – мои ровесники, застрявшие в подростковом развитии. Другие – помладше, на побегушках у них. С ними же сидит Ягоза, авторитетный в этой локации сухощавый мужик неопределенного возраста, синий от наколок, в трико с растянутыми коленками и в зеленой футболке на три размера больше с принтом Че Гевары. Этот у них за главного. Лениво потягивает алкогольный коктейль из смятой банки, одновременно дымя сигареткой. Ягоза пьет «Ягу» – картина маслом.
Скучают, страдая от безденежья и безделья. Отсюда вижу, как им хочется выпить – «Яга» не в счет, это для них так, вместо воды.
Один раскачивается на турнике, изображая гимнаста. Заметив меня, он спрыгивает, сплевывает на руки и трет ладони друг о друга.
– Фил! Здорово!
Остальные, мельком взглянув, продолжают заниматься своими делами.
Не жду ничего хорошего. Слава, или Сява, как его все зовут, как-то привязался ко мне по пути из магазина домой. Тогда я был в хорошем настроении – неплохо заработал и накупил деликатесов, чтобы отметить вечером с Яной. Мы разговорились, я великодушно угостил его бутылкой пива и ушел домой, напрочь забыв и о нем, и о разговоре.
А вот он не забыл, как выяснилось. Теперь каждый раз, встречая меня, он лезет обниматься, между делом пытаясь стрельнуть то сигарету, то денег.
– Здорово, Сява!
Он подходит ко мне, сильно жмет руку, приобнимает, похлопывая по спине, и слегка проводит руками по задним карманам джинсов, словно обыскивая. В глазах снова мутнеет. Я упорно вглядываюсь в его лицо, но вижу все расплывчато.
– Ох е… Ты чего такой шалой? – В его голосе ни капли сочувствия, так, подметил факт.
– Что-то хреново, обожди, – я отстраняюсь, пытаясь привести себя в порядок. Тру глаза, всматриваюсь, изо всех сил напрягая зрение.
Сявино лицо обретает резкость. Только сейчас замечаю, что у него очень густые и длинные ресницы. Наверное, был очень красивым ребенком, но взрослая жизнь все испортила. Лоснящаяся кожа в оспинах, перебитый кривой нос, прокуренные желтые зубы, сальные волосы…
А это что за фигня?!
Я вглядываюсь, снова тру глаза, смотрю – фигня не пропадает!
Сява пугается и озирается.
– Не понял! Ты че, Фил? Че не так? А? Ху…
– Погоди! – перебиваю и провожу рукой над его головой. Рука ничего не чувствует. Но это есть!
Перехватывает дыхание, я не могу отвести взгляд от четкой и недвусмысленной зеленой надписи, словно витающей в воздухе над Сявиной головой:
Вячеслав ‘Сява’ Заяцев, 28 лет
– Заяцев??!
– Что? – вздрагивает Сява.
– Твоя фамилия Заяцев?
– Э… Да… А ты… Откуда ты знаешь?
Я молчу, усиленно думаю. Мои мысли – мои скакуны, все как в песне. Эскадрон моих мыслей шальных мечется по полю сознания, не в силах совместить реальное с нереальным. Все это может быть галлюцинацией – от недосыпа, от переигрывания, от похмелья. Сосредотачиваюсь на надписи, и вдруг она растягивается вниз, словно развернувшийся свиток.
Вячеслав ‘Сява’ Заяцев, 28 лет
Текущий статус: безработный.
Четвертый уровень социальной значимости.
Не классифицирован.
Холост.
Замечен в противоправных действиях!
Последняя строчка мерцает красным. Сосредоточив взгляд на ней, я пробую «раскрыть» и ее, но ничего не выходит. Из ступора меня выводит безработный В. Заяцев с четвертым уровнем социальной значимости:
– Фил! Фил! Але, чудила!
Текст сворачивается до первоначальной строчки.
– Слушай, а почему не Зайцев? – вдруг спрашиваю я.
– А, так это… – Сява мнется. – У предка фамилия была просто Заяц, а потом зачем-то в паспорте «Заяцев» написали. – А тебе зачем?
– Так «Зайцев» же будет, если склонять.
– А, ну да, ну да… – подозрительно легко соглашается со мной он. – Ну, так это… Я пойду?
– Надо – иди.
– А это… Сигаретки не будет?
– Не-а, кончились.
Сява вздыхает о чем-то своем, разворачивается и уходит назад.
– Сява, стой!
Он оборачивается и вздергивает подбородок:
– Чего тебе?
– Тебе двадцать восемь?
Он кивает и идет дальше. Надпись над его головой все так же мне сообщает, что этот человек – Вячеслав ‘Сява’ Заяцев двадцати восьми лет, но по мере его отдаления уменьшается в размерах, пока вовсе не пропадает.