– Перед нами стоят две важнейшие задачи, – сказал Юлиан, – и они ничем не отличаются от ваших: вывести как можно больше детей из гетто и прокормить тех, кого уже укрывают на арийской стороне. Успехи здесь у нас очень умеренные… Нам, пани Сендлер, сегодня нужны вы.
– И ваша подпольная сеть, – добавила Зофья. – Ведь вы достигли просто поразительных успехов.
Зофья наклонилась к Ирене и положила ей на плечо руку:
– Мы бы хотели, чтобы вы стали координатором деятельности Детского отдела Жеготы.
Ирена подумала, что ослышалась. Как они могут доверить такое дело человеку, которого знают только по слухам? Та часть души Ирены, которая все время боялась провала, сопротивлялась. От Жеготы можно ждать неприятностей: чем больше народу, тем больше вероятных предателей.
– У вас есть готовая подпольная сеть, – сказала Зофья, – у нас есть деньги… на свои нужды вы сможете получать из Лондона больше 100 000 злотых в месяц. Слишком мало у нас времени. У меня есть связи в католической церкви и среди состоятельных землевладельцев. Мы поможем размещать детей на территориях, принадлежащих этим людям, и в монастырях. А у вас есть организация, медработники, проводники, сантехники, гробовщики… уж бог знает, кто еще… и вы знаете все входы и выходы из гетто.
Ирена почувствовала, что эти люди говорят ей правду. И ей были очень нужны деньги.
– Обдумайте наше предложение, – сказал Юлиан, – но не слишком долго.
Ирена решительно расправила плечи.
– Мне не нужно это обдумывать. Но я настаиваю на полной автономии. Делаться все должно по-моему. Я просто точно знаю, как надо действовать.
Она посмотрела сначала на Юлиана, а потом на Зофью. Не слишком ли резко? Не примут ли они ее за строптивицу, с которой лучше не иметь дела? Юлиан улыбнулся и снова промокнул губы платком.
– Прекрасно.
Он протянул Ирене свою костлявую руку, чтобы скрепить договоренность. Сидящие за столом заулыбались, и Ирена вдруг подумала, как редко в эти дни доводится чувствовать радость от успехов.
– Вам тоже потребуется псевдоним, – сказала Зофья. – Сами придумаете или мы?
– У меня он уже есть, – сказала Ирена. – Иоланта.
* * *
Несколько месяцев подряд боевая организация ЖОБ, в которой состоял Адам, совершала дерзкие убийства шантажистов, коллаборационистов и офицеров еврейской полиции. В морозное утро 18 января немцы нанесли ответный удар и провели облаву на «дикарей». В гетто вошли войска СС, и к середине дня вверх по улице Заменгофа в сторону умшлагплатц потянулась колонна подгоняемых кнутами и дубинками евреев. Но этот марш смерти закончился не так, как другие. Боевики ЖОБ проникли в колонну обреченных, и когда она приблизилась к перекрестку Милой и Заменгофа, они выскочили из колонны, стреляя из пистолетов и бросая ручные гранаты. Началась паника, солдаты открыли беспорядочную стрельбу по разбегающейся толпе… Следующие четыре дня ЖОБ вела самую настоящую партизанскую войну, стремясь уничтожить как можно больше немцев. Впервые за все время оккупации немцы не бросились в погоню за евреями на чердаки и в подвалы, многие из которых превратились в хорошо укрепленные бункеры…
После четырех дней боев ворота гетто открылись, и Ирена смогла пройти на его территорию. Было очень холодно и совершенно безлюдно. Звуки шагов Ирены эхом разносились по пустым переулкам…
Дети поступали к Ирене через ЖОБ, ставшую по сути «временным правительством» гетто. Тысячи людей теперь просили вывести своих детей за стену, и подпольная сеть работала на пределе возможностей. Временные убежища были заполнены под завязку, и две Ирены сбились с ног, подыскивая новые. В деятельность по спасению детей включилась мать-настоятельница Матильда Геттер из францисканского ордена Сестер семьи Марии.
Проверки и обыски на блокпостах у ворот проводились столь тщательно, что тайно провезти через них детей было невозможно. Помощникам Ирены оставалось рассчитывать только на проломы в стене и канализацию. По всей Варшаве на стенах домов стали появляться символы сопротивления и Армии Крайовой, похожие на якорь значки из буквы «Р», стоящей на средней части буквы «W», – первых букв слов «Polska Walczy» – Польша борется.
После январского восстания слова «перемещение населения» продолжали служить поводом для ожесточенных споров внутри гетто. Немецкие плакаты и арийские владельцы фабрик и предприятий на территории гетто, особенно Теббенс и Шульц, убеждали рабочих согласиться на перемещение под Люблин, в трудовые лагеря в Понятове и Травниках, но листовки ЖОБ опровергали лживые обещания немцев:
Добровольная депортация – всего лишь способ тотального уничтожения гетто!
Однако часть рабочих согласилась, и 16 февраля начался вывод из гетто промышленных предприятий и принудительное перемещение несогласных. ЖОБ в ответ подожгла фабрики. Перестрелки в гетто стали обычным делом, и немцы входили в него только в боевых порядках и со всеми предосторожностями. Самыми опасными для них были бункеры «дикарей». Боевые группы ЖОБ получали через канализационную систему оружие и боеприпасы, сами конструировали автоматы и пулеметы, производили в тайных оружейных мастерских бутылки с зажигательной смесью, ручные гранаты и противопехотные мины.
* * *
Как-то раз на Журавьей, 24, Ирена встретила Зофью Коссак. Та посмотрела на нее с материнской озабоченностью.
– Ты, похоже, совсем измоталась, – сказала она. – Тебе нужно побольше спать.
Зофья была права, но даже в детстве Ирена спала меньше своих сверстников. В ней будто работал какой-то моторчик, который не давал ей спать и заставлял все время о чем-то думать, болтать ногами под стулом, барабанить пальцами по крышке стола, то и дело облизывать языком губы.
– Зофья, нам так много еще надо сделать. Так много детей…
– Не надо ничего объяснять, – сказала Зофья. – Это во мне говорит эгоизм. Ведь чем сильнее ты устаешь, тем больше вероятность какого-нибудь ляпа, который может стоить нам очень дорого. Поверь, я все понимаю. Делай свое дело, Ирена Сендлер. Я все понимаю, и очень нас всех жалею.
Ирена чувствовала себя так, будто Зофья заглянула ей в душу и увидела, как она бьется в тисках обезумевшего мира, но не позволит себе опустить руки…
Зофья положила руку на плечо Ирены:
– И ты, и я, мы обе до конца жизни будем спасать кого-нибудь из гетто… пусть мы даже и не знаем, в чем это будет выражаться лет этак через двадцать или сорок.
Ирена вздохнула. Она снова вспомнила слова отца о том, что люди по сути своей – хорошие. Ей оставалось только верить, что, узнав о том, что тут происходит, хорошие люди всего мира положат этому конец. Но сказала она Зофье совсем другое:
– Наши временные убежища переполнены. Мне нужно найти приют для младенца и восьмилетнего ребенка. У тебя нет никого на примете?