Любанская операция — первая наступательная операция 1942 года. Еще не был сдан Севастополь, не провалилась Керченская оборонительная операция, не были окружены войска Юго-Западного фронта и не началась кровавая мясорубка под Ржевом. Сталин очень не хотел, чтобы летняя кампания началась с жестокого поражения. В начале марта он решил поменять командующих фронтами. В Ленинград вместо Хозина отправился Говоров. В Малую Вишеру — Власов.
Говоров сразу приступил к командованию сначала ленинградским направлением, а потом и фронтом. А Власова назначили заместителем Мерецкова. Но всем было ясно, что судьба Кирилла Афанасьевича предрешена. 40-летний Власов — один из тех генералов, которые прославились в тяжелейшем 1941 году. За оборону Перемышля он награжден золотыми часами. Вывел 37-ю армию из окружения под Киевом. В битве под Москвой армия Власова освободила Волоколамск. Генерал награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Важная деталь: Власов с Говоровым командовали соседними армиями, вместе наступали во время битвы под Москвой.
В начале апреля 1942 года генерал Власов был отправлен инспектировать полуокруженную 2-ю ударную армию. Командовавший армией генерал Клыков в это время неожиданно заболел, и Мерецков предложил Власову принять на себя командование по совместительству. Некоторые историки небезосновательно считают, что Власов стал жертвой интриги Мерецкова, который хотел избавиться от опасного конкурента.
Впрочем, это Мерецкову не помогло. Ленинградский и Волховский фронты объединили под командованием генерала Хозина. Теперь в Ленинграде командовал Говоров, а командующий фронтом Хозин осуществлял руководство из Малой Вишеры. Кирилла Мерецкова с понижением отправили на Юго-Западный фронт.
Назначение Власова не могло изменить обстановку в котле. Хотя умирающие от голода и болезней бойцы еще два месяца продолжали наступление.
Из воспоминаний лейтенанта 382-й стрелковой дивизии Ивана Никонова: «Из пришедшего пополнения несколько человек без пищи стали как умалишенные. Продуктов мы уже не получали. Переговорили со старичками, что надо убедить прибывших, чтобы ели, как мы, все органическое, что попадет. Многие уже опухали. Несмотря на то, что немцы вывешивали буханки хлеба, писали и кричали: „Русь, переходи — хлеб есть!“ — никто из моих бойцов на эту провокацию не поддался. Большое спасибо им за это».
Положение 2-й ударной армии было катастрофическим. Но командование волховского направления постоянно вводило в заблуждение Ставку, которая не представляла себе масштабов катастрофы.
В штабных планах на начало мая 1942 года не было и речи о выводе запертых на болотах войск. Генералы увлеченно продолжали рисовать на карте стрелки наступления. Однако 13 мая в Малую Вишеру из штаба окруженной 2-й ударной прилетел самолет. В нем находился член военного совета дивизионный комиссар Иван Зуев. Зуев нашел такие слова для доклада, что генералы-стратеги наконец опомнились. Уже на следующий день Ставка издала директиву об отводе войск. Но 30 мая немецкие войска окончательно закрыли коридор у Мясного Бора. В окружении остались 40 тысяч человек без боеприпасов и продовольствия. Бойцы получали по 50 граммов сухарных крошек в день. Ели осиновую и липовую кору.
Из докладной записки сотрудника Смерш: «Начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии Зубов задержал бойца, когда тот пытался вырезать из трупа красноармейца кусок мяса для питания. Будучи задержан, боец по дороге умер от истощения».
Узкий проход для войск у Мясного Бора скоро стали называть коридором смерти. Шириной от 300 до 800 метров, он насквозь простреливался пулеметами и артиллерией. Последние бойцы и командиры вышли через коридор смерти в 20-х числах июня, после чего кольцо окружения замкнулось.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Дмитриев Павел
Кормили нас в подготовительный период неплохо, обеспечивали до тех пор, пока не вышли к Любани и не оказались в окружении. В окружении были с 30 мая до 20 июня, выходили — продовольствия вообще не было. Я за это время получил паек — 5 граммов горохового концентрата на 23 дня и 13 граммов сухарей. Остальное питание — травка. Есть такая заячья капуста в Новгородских лесах, трехлистная, кисленькая. Вот наберем ее, сварим с останками лошадей падших (живых-то уже не было). Дороги были завалены лошадиными костями и требухой. И мы пользовались этим, не обращали внимания, что можем заболеть. Я дошел до последней стадии истощения.
22 июня 1942 года один наш танк прошел к нам через линию обороны немцев. Было принято решение выводить армию из окружения. Мне дали справку: «Безнадежно истощенный, выходить самостоятельно». Мы с Ушаковым Николаем Федоровичем (это мой младший лейтенант, начальник связи дивизиона, у него была открытая форма туберкулеза) обнялись и пошли выбираться из окружения. Справа и слева немцы. Между ними — коридор смерти, как его называли, простреливаемый насквозь. Это 4 километра, и каждый по нему эти 4 километра проходил, как на расстрел… но делать было нечего… И вот я вышел, а он не дошел 100 метров, его расстреляли немцы в упор.
На Волховском фронте я получил сухой паек и целую бутылку водки. Половину ее выпил сразу и это, наверное, меня спасло, потому что пища не сваривалась, она как-то растворялась и проходила насквозь, как через гуся. Поэтому я остался жив.
Спаслось много, зря говорят, что там все погибли — ничего подобного. Вот из нашего полка группа следующих пришла в 13 человек, во главе со старшим лейтенантом Бутылкиным. Образовалось что-то вроде прохода и их, шоферов, послали, с канистрами за бензином. Они пришли, конечно, без канистр, все прострелянные, но добрались живые.
В 894-м артиллерийском полку было более 700 человек, а осталось — 36. И этими остатками полка командовать назначили меня. Я его привел в Боровичи, там сформировали заново 327-ю стрелковую дивизию. Впоследствии она принимала активное участие в боях. За прорыв блокады Ленинграда, за овладение рощей Круглая она стала 64-й гвардейской стрелковой дивизией, позже вошла в 30-й гвардейский корпус, который прославился своими боевыми действиями.
Непоклонов Константин
В октябре 1941 года я получил специальность техник связи, и меня сразу призвали в армию. Военкомат направил в Гомельское военно-пехотное училище, а потом на передовую в район поселка Мостки, в 24-ю гвардейскую дивизию Волховского фронта, сначала командиром взвода, а через некоторое время командиром пулеметной роты 24-й гвардейской дивизии
[25] 72-го полка. 2-я ударная армия попала в окружение. Наша дивизия сражалась, чтобы прорвать коридор для ее вывода.
У нас один решил себе сделать маленькое ранение в руку, чтобы уйти с фронта. Винтовку взял и стал нажимать курок. Я в это время как раз шел, увидел и сразу к нему, говорю: «Ты что делаешь?» Я его отдал сотрудникам Смерш, они его, наверное, судили.
Трофимова Ксения