Я быстро надела халат и бросилась в спальню.
Четыре больших чемодана занимали почти всю комнату. Я начала последовательно их открывать. Они оказались до отказа забиты костюмами, рубашками и галстуками Жуля.
Значит, шеф успел распорядиться отвезти свои вещи ко мне, прежде чем его арестовали.
Я села на кровать, схватилась за голову и расхохоталась. Ну, вот и ответ на мои метания. Жуль будет жить у меня! Он никогда не узнает о моей глупой измене. В конце концов, не в каменном веке живем, молодая красивая девушка имеет право на один безрассудный поступок.
Я открыла свой шкаф и стала развешивать костюмы и рубашки на свободные плечики, с наслаждением вдыхая знакомый запах своего шефа. Вещей оказалось так много, что плечиков не хватило, и свободного пространства в шкафу-купе тоже не хватило, тогда я аккуратно развесила оставшиеся пиджаки и рубашки на спинки стульев и кресел. Потом, освободив книжную полку от детективов, положила туда стопку мужских трусов и носков. Получилась ужасно глупо, но так прекрасно — словно Жуль был уже тут, со мной, словно я жила с ним сто лет, пропиталась его запахами и его энергетикой. Голова закружилась от счастья.
В одном из чемоданов я нашла портрет пожилой женщины с властным красивым лицом. Наверно, это мама. Ладно уж, освобожу ей местечко среди косметики, на туалетном столике.
В другом чемодане я обнаружила трехлитровую банку, сверху затянутую марлей. Из нее на меня смотрела змея, свернувшаяся серебристыми кольцами в своем неудобном жилище. Я ни на минуту не усомнилась, что она живая, таким любопытным и осмысленным был ее взгляд. «Жизель» — было написано на бумажке, приклеенной к банке.
— Здорово, змеюка, — поздоровалась я с новым членом семьи, но змея медленно и надменно от меня отвернулась.
— Яша! — Я пошла с банкой на кухню.
Подъяблонский в фартуке, с трудом сходившемся на его пузе, тщательно мыл посуду губкой, смоченной в «Фэри». — Яша, ты не знаешь, чем кормить эту прелесть?
Яша обернулся и уставился на змею, округлив глаза и прижав к груди намыленную тарелку.
— Что это?!
— Змея.
— Откуда?
— Из чемодана. Ты не знаешь, чем ее кормят?
— М-мышами, кукла. Ж-желательно живыми, молодыми и белыми.
— Вот черт! Где я возьму живых, молодых, белых мышей?
Я побрела в свою спальню.
В коридоре зазвонил телефон.
— Слушаю, — меланхолично ответила я.
— Аська! — крикнул мне в ухо бодрый голос Нары. — У тебя все нормально?
Я посмотрела на змею в банке.
— Вроде бы да, — без выражения сказала я Наре.
— А в конторе полная жопа, — вздохнул Нарайян. — Технике капец, ремонту и мебели тоже. Все, что не сгорело, залито водой. Вонь жуткая! Как ты смотришь, если штаб-квартиру для обсуждения наших проблем мы временно сделаем у тебя дома?
Я постучала ногтем по банке. Жизель уставилась на палец, как мне показалось, голодным взглядом и высунула длинный, раздвоенный язык.
— Нара, ты чем свою черепаху кормишь?
— Травой, — растерялся Нара. — Ну, капустой еще и морковкой, иногда — свежими огурцами. А при чем здесь…
— Тебе проще, — сказала я и повесила трубку.
* * *
Утро ослепило меня ярким солнцем, безоблачным небом и улыбающимися лицами детей, играющих во дворе.
Моя машина и правда стояла рядом с подъездом, но, подойдя к ней, я поняла, что у меня нет от нее ключей.
— Черт! — воскликнула я, поражаясь собственной глупости.
— Что-то случилось? — заботливо поинтересовалась Клара Сергеевна, как всегда, кормившая голубей на скамейке.
— Случилось, — вздохнула я. — Но давным давно, когда господь бог решал, каким цветом волос меня наградить.
— И что? — не поняла Клара Сергеевна. — У тебя же роскошный цвет волос, Асечка!
— Вот вся роскошь-то в волосы и ушла. На мозги не осталось.
В раздражении я дернула дверь своего «Фольксквагена». Неожиданно она открылась. Я наклонилась и заглянула в салон.
За рулем, с огромным букетом кремовых роз сидел Сергей Щит Дьяченко. Он улыбался, положив одну руку на руль, а другой, протягивал мне цветы.
Облегченно вздохнув, я рухнула на пассажирское сиденье и забрала у него букет.
— Хорошо, что ты догадался меня подождать.
— Хорошо, что я наконец-то увидел тебя. Часа три тут торчу. Думал, уже не дождусь.
— Засветился перед всеми соседями. Сплетен не оберешься.
— Тебя это волнует?
— Волнует! Ты сам вчера говорил, что у тебя нет на меня никаких прав!
— При чем здесь…
— При том! — Я зашвырнула цветы на заднее сиденье. — При том, что ты мне никто, и я тебе — лавочка. И я не хочу, чтобы у других, будь то соседи или кто-то другой, возникали какие-либо иллюзии.
Дьяченко вдруг ударил по рулю руками и расхохотался, закинув назад голову.
— Как ты сказала? Кто ты мне? Лавочка?! Ой, не могу! Слушай, давно меня так никто не веселил! Ха-ха! Лавочка! — Он все хохотал, не мог остановиться, а я сидела и злилась на себя. Какого черта я сморозила глупость? Знала ведь, что спортсмены тупые и позволила себе образное сравнение!
С утра настроение было паршивое. С непривычки голова болела от выпитого. Яша всю ночь храпел так, что соседи стучали в стенку. Поднявшись с постели, я обнаружила, что змея сбежала из банки, а, подойдя к зеркалу, увидела, что кожа после глубокого пилинга слезает с лица неровными клочьями. Полчаса я пудрила и тонировала лоб, щеки и подбородок. А теперь этот кикбоксер смеялся надо мной, как над глупой девчонкой.
В отличие от меня, Щит был свеж, бодр и подтянут. Видно, успел с утра помолотить свою грушу, такая энергия от него исходила. На нем были неизменные джинсы, майка-боксерка и дурацкие шоферские перчатки с обрезанными пальцами. На загорелых плечах блестели мелкие капельки пота.
— Не смей мне больше таскать цветы. Не смей меня ждать у подъезда. Не смей мне звонить, ездить на моей машине и ржать надо мной!
— Милая Лавочка, извини за цветы, обещаю, что подобного не повторится, но… Я ждал тебя еще и затем, чтобы сказать, что сегодня с утра я пошел в прокуратуру и рассказал следователю, который ведет дело об ограблении банка все о…
— Ты был у Педоренко?!
— Да, именно такая у него фамилия.
— Что ты ему рассказал?
— Все! Что настоящий Бубон давно уже умер, что у меня украли коня, костюм и повозку, что Миша пропал. Я признался, что побоялся придти сразу, но Тимофей Федорович отнесся к этому с пониманием. Он сказал, что лучшего алиби, чем у меня, трудно придумать, ведь я во время ограбления бился с американцем, и это видела не одна тысяча человек! Он нормальный мужик, этот Педоренко, он пообещал, что сделает все возможное, чтобы пресса не узнала про мой визит к нему. Кстати, твоего Жуля уже выпустили из изолятора.