«Ганнибал, ускользнув в суматохе с несколькими всадниками, примчался в Хадрумет, не покинув поля боя, пока не исчерпал все средства, перед битвой и во время нее. По словам Сципиона, он управлял войсками в тот день с редким мастерством» (Ливии). Полибий также не скупится на похвалы: «Ибо, во-первых, путем переговоров со Сципионом он попытался сам, в одиночку разрешить спор, показав в нем, что, помня о своих прежних успехах, он не доверял фортуне и полностью сознавал роль, что неожиданность играет на войне. Далее, когда он предложил битву, он так все устроил, что ни один командир не построил бы лучше свои войска для битвы с римлянами, чем Ганнибал в этом случае. Римский боевой строй очень трудно прорвать, ибо он без перестройки позволяет каждому солдату отдельно и вместе с товарищами повернуть фронт в любом направлении: манипулы, ближайшие к опасному месту, поворачиваются к нему одним движением. Оружие также дает солдатам защиту и уверенность в себе, благодаря размерам щита и прочности меча, выдерживающего повторные удары… Ганнибал принял против этого все меры, какие были в его власти, и вполне мог рассчитывать на победу. Он поспешно собрал множество слонов и выстроил их перед фронтом в день битвы, чтобы повергнуть врага в панику и взломать его ряды. Он поставил наемников впереди, выстроив позади них карфагенян, чтобы утомить римлян перед решающей схваткой и притупить их мечи… а также принудить карфагенян, зажатых спереди и сзади, держаться стойко и драться, говоря словами Гомера, так, чтобы даже трусливый был вынужден биться».
«Самые сильные и стойкие свои войска он держал позади, на необычном расстоянии, чтобы, наблюдая и предвосхищая издалека ход битвы, они могли со свежими силами и бодрые духом повлиять на ее исход в нужный момент. Если он, который еще ни разу не терпел поражений, приняв все возможные меры, чтобы обеспечить победу, все же не добился ее, мы должны простить его. Ибо бывают моменты, когда Фортуна противодействует планам доблестных мужей, и иногда, как говорит пословица, «храбрый человек встречает другого, еще храбрее», как это и случилось с Ганнибалом».
Используя эту пословицу в смысле, в котором явно употребил ее Полибий, мы выносим наш краткий вердикт по поводу этой битвы: мастер войны встретил лучшего мастера. Ганнибалу противостоял не Фламиний и не Варрон. Не прежний римский военачальник, консервативный и неискушенный в «высоких тонкостях военного искусства», подобный тем, что первыми встретили Ганнибала в Италии, глухие ученики на его поучительных уроках подставляли ему услужливо цели для решающего удара. При Заме он встретил полководца, который видел, что превосходство в коннице – козырная карта битвы; гениального дипломата, который давно обратил Ганнибалов источник вербовки конных воинов на пользу себе; мастера стратегии, который выманил врага на поле битвы, где его новые силы могли полностью развернуться и компенсировать численную слабость других родов войск.
Едва ли какой-либо командир так блестяще иллюстрировал смысл избитой фразы «захватить и сохранить инициативу». Со дня, когда Сципион отбросил мнение Фабия, этот памятник ортодоксии, и, вместо «главных вооруженных сил противника»
[4], избрал целью Карфаген, он заставлял врага плясать под свою дудку. Мастер в умственной сфере, он добился морального распада в стане противника, вымостив себе путь к конечной цели – его низвержению – и в материальной сфере.
Результат этот менее замечателен, чем способ его достижения. Сципион почти уникален в том, что как тактик он был таким же совершенным художником, как в стратегии. О немногих военных вождях можно сказать, что их тактическое мастерство равнялось стратегическому, и наоборот. Иллюстрацией является Наполеон. Но в этой битве Сципион достиг того равновесия и сплава умственных, моральных и физических сил, которые выделяют его на страницах истории. На поле битвы при Заме Сципион не только показал способность нейтрализовать каждый замысел Ганнибала, но и обратил собственное оружие последнего против него самого, поразив его насмерть. Перелистаем страницы истории – и мы не найдем другой решающей битвы, где два великих полководца сделали все, что умели и могли. Арбела, Канны, Фарсал, Брейтенфельд, Бленгейм, Лейтен, Аустерлиц, Йена, Ватерлоо, Седан – все они испорчены неумением или невежеством с одной или другой стороны.
Глава 12
После замы
Полнота победы не оставила цели для стратегического преследования, но Сципион не мешкая приступил к моральной эксплуатации своей победы. «Заключив, что он должен привести к Карфагену все, что могло бы усилить уже царивший в городе ужас… он приказал Гнею Октавию вести туда легионы по суше, а сам, присоединив к своему флоту свежий флот, приведенный Лентулом, отплыл из Утики, направляясь к гавани Карфагена» (Ливии). Немедленное движение достигло своей цели – бескровной капитуляции, увенчав восьмилетнее соблюдение закона экономии сил возможностью избежать дорогостоящей осады.
Вблизи Карфагена его встретил корабль, увешанный оливковыми ветвями и другими символами мира и покорности. «На нем было десять депутатов, важнейших в государстве людей, которым, когда они подошли к кораблю полководца, протягивая знаки покорности и умоляя Сципиона о защите и снисхождении, он ответил только, что они должны явиться в Тунис, куда он переносит свой лагерь. Взглянув на Карфаген – не с целью познакомиться с ним, но чтобы обескуражить врага, – он вернулся в Тунис, вызвав туда и Октавия» (Ливии). Армия на своем пути получила весть, что Вермина, сын Сифака, идет на помощь Карфагену с большими силами. Но Октавий, заняв часть пехоты и всю конницу, встретил их на марше и отбросил с тяжелыми для них потерями. Его конница блокировала все пути к бегству.
Как только был разбит лагерь в Тунисе, тридцать послов прибыли из Карфагена. Чтобы усилить их страх, их сутки продержали без ответа. Этой новой аудитории Сципион на следующий день объявил, что римляне не видят причин для снисхождения, не только потому, что карфагеняне начали войну, но и ввиду недавнего предательства, нарушившего письменное соглашение, которое они поклялись соблюдать.
«Но ради себя самих и в рассуждении военной фортуны и общей связи между людьми мы решили быть милосердными и великодушными. Это будет очевидно также и вам, если вы оцените положение правильно. Ибо вы не должны считать странным, если мы наложим на вас тяжелые обязательства или потребуем от вас жертв, но скорее должны удивляться, если мы окажем вам милости, ибо Фортуна, из-за вашего собственного дурного поведения, лишила вас какого-либо права на жалость или прощение и отдала вас в руки врагов ваших».
Затем он объявил сперва о милостях, а затем об условиях мира. С этого дня римляне должны воздерживаться от грабежей и опустошений; карфагеняне сохранят свои собственные законы и обычаи и не получат гарнизона; Карфагену будет возвращена территория Африки, которой он владел перед войной; он сохранит все свои стада, отары, рабов и другую собственность. Среди условий были возмещение римлянам ущерба, нанесенного во время перемирия; возвращение захваченных транспортов и грузов; передача всех пленников и дезертиров. Карфагеняне должны были выдать все военные корабли, кроме десяти трирем, а также всех слонов, и не дрессировать их впредь – Сципион, очевидно, уважал слонов больше, чем некоторые современные военные историки. Карфагеняне обязываются не воевать ни с одним народом за пределами Африки и ни с одним народом Африки без консультации с Римом. Они должны будут вернуть Масиниссе, в границах, которые будут установлены, всю территорию и собственность, что принадлежали ему или его предшественникам. Карфагеняне три месяца должны снабжать римскую армию достаточным количеством зерна и платить войскам, пока миссия мира не вернется из Рима. Они должны выплатить контрибуцию в 10 тыс. талантов серебром равными ежегодными платежами на протяжении пятидесяти лет. Наконец, в обеспечение они должны выдать сто заложников, которых Сципион сам выберет среди молодых людей от четырнадцати до тридцати лет. Возвращение транспортов было немедленным условием, «иначе они не получат ни перемирия, ни какой-либо надежды на мир».