Петр Лещенко. Все, что было. Последнее танго - читать онлайн книгу. Автор: Вера Лещенко cтр.№ 29

Мы едем по Пушкинской, которая упирается в Театр оперы и балета. Ты вспоминаешь Селявина, обещаешь познакомить. Потом проезжаем гостиницу, в которой ты остановился. Румыны поменяли название – гостиница из «Красной» превратилась в «Бристоль».

– Почему надо названия менять, Петр Константинович? Не знаю, лучше стало или хуже, но знаю, что непривычно.

Ты соглашаешься. Отвечаешь вроде на вопрос, но одновременно элегантно уходишь от него:

– Нехорошо командовать не у себя дома, но если объект не против, то можно. Я согласен, чтобы Верочка называла меня Петя.

Хорошо бы, только у меня не получается вслух ни «Петя», ни «ты».

В Одессе улицы расположены в шахматном порядке, все просто и понятно, легко ориентироваться. Мы добрались до Екатерининской площади. Вообще-то она была площадью Карла Маркса, но одесситы называли Екатерининской. Ты предложил мне стать моим экскурсоводом. Представьте картинку, едет по Одессе карета, запряженная измученной лошадкой. Кучер во весь голос поет песни, а в карете мировая знаменитость раскрывает студенточке тайны ее Одессы. Должна заметить, ты легко перевоплощался. Приосанился, исчезла мягкость во взгляде, голос стал официальным:

– Мы с вами, господа, находимся в одном из красивейших приморских городов – в городе Одессе. Екатерининская площадь, нареченная в честь императрицы Екатерины Великой. Это она, императрица наша, подписала в прошлом веке рескрипт об Одессе, о ее рождении…

Для меня Екатерининская площадь была любимой, самой уютной площадью в городе, но я не знала ее истории. Не знала, что ее назвали в честь императрицы. И еще: что такое «рескрипт»? И наконец, откуда тебе все это известно? Спросить не решилась, я ведь удивлять хотела, а тут незнайство сплошное.

А площадь правда красивая была, даже в отсутствие памятника. Настроение и уют создавали дома в окружении. Они были такие разные и по размерам, и по архитектурным стилям. Я им придумывала имена, истории о тех, кто там жил. В моих фантазиях там обитали люди из разных веков. Гулять я любила здесь одна, особенно в мае, когда цвела сирень. Но эту площадь я знала как площадь Карла Маркса. Это единственное, что делало ее похожей на другие площади и улицы нашей страны. Здесь идеолог мира возвышался во весь рост в гипсовом исполнении. Несколько лет назад ураганом его снесло, а может, кто-то помог урагану, не знаю. Так что мы в тот день с тобой лицезрели в центре площади только цоколь и колонну с двумя симметричными лестничными маршами по периметру. На ступеньках этих лестниц играли детишки. Вот все, что я знала, да еще от папы слышала, что до ростовой скульптуры Маркса здесь была его двухметровая голова, которую я не застала – ее еще до меня снесло ураганом. Я решила блеснуть своими знаниями, на что услышала от тебя:

– Милые мои одесситы, что же вы не уберегли величайшую голову? А куда глядела доблестная ЧК?

В голосе твоем было немного издевки, ведь на Екатерининской располагалось здание Чрезвычайной комиссии.

Ты поведал мне, что в центре площади был роскошный фонтан, потом его перевезли, на цоколь из красного гранита взошла матушка-императрица, а рядом – ее помощники граф Потемкин, атаман Зубов, адмирал Дерибас и полковник де Волан. Сооружение было основательным. Памятник еще долго стоял уже на переименованной площади. Похожий памятник устоял в Петербурге.

В 1970-е годы я была в Ленинграде. На Невском проспекте, в сквере Александрийского театра, увидела памятник императрице. Его одесский вариант я видела только на фотографиях, но не отметить, что он намного скромнее ленинградского, не могла. Вспомнила, как стояли мы на Екатерининской в Одессе, у оголенного постамента и колонны. В ближайшем цветочном киоске скупила все ромашки и к ногам Екатерины возложила. От нас с тобой… ленинградцам, за то, что умеют хранить красоту и преданы истории своего города! Меня лишь удивило, что ленинградцы называли сквер «Катькин садик». Мило, может быть, но императрицы недостойно.

В тот наш одесский круиз, уже не как экскурсовод, ты заметил с грустью:

– К названиям, как к имени, привыкаешь. Имя определяет характер. Меняешь – и человек меняется. Во что же превратится тот несчастный, кому придется часто меняться. Артист на 2–3 часа перевоплощается и на годы стареет. А тут мама дала сыночку имя, папа поменял, потом сынок подрос и тоже поменял, потом жена его на другом имени настояла… Так сам с ума сойдешь и своих знакомых сумасшедшими сделаешь, приучая к новому имени и к себе новому. Даже девушка выходит замуж, берет фамилию мужа, да привыкает не сразу – пройдут годы. А пока половинкой любимого себя не почувствует, фамилия будет чужой.

– Поэтому с живыми людьми так нельзя.

– Но улицы и площади тоже живые, – горько отреагировал ты.

Конечно, живые. Только молчаливые. Защитить себя не могут. Площадь Екатерининскую еще не раз переименовывали. В 2007 году здесь восстановили памятник «Основателям Одессы» – Екатерине II, площадь опять стала Екатерининской. Возможно, лоск и гордость остались, но ее уют и тайна исчезли. Для многих она перестала быть любимой.

Позже я узнала еще одну страничку истории площади, она перекликалась с твоей оценкой. Когда в 1917 году решили демонтировать памятник «Основателям Одессы» и задрапировали его красным полотном, Юрий Олеша написал стихотворение «Кровь на памятнике»:

От Екатерининской площади мы выезжаем на Екатерининскую улицу, которая упирается в Привоз. Да-да, тот самый, знаменитый. Ты попросил у Евдокима его кепочку, натянул ее на глаза и пошел в народ. В войну Привоз стал оживленнее. В первые дни все торговые точки долго были закрыты-заколочены. Так смешно было наблюдать за тобой, когда ты приценивался к шубке, сервизу, картине местного живописца. Тебе не нужны были эти вещи, просто игра захватила. Кепочка не спасла – тебя узнали. Впрочем, ты ждал этого. Когда тебя попросили спеть, гитара оказалась «в кустах» – у Евдокима. Кепочку ему вернул, гитару получил. Импровизированный концерт по заявкам грозил затянуться, народ уже танцевать пошел. Пришлось подключать тяжелую артиллерию – Евдокима, он призвал тебя к порядку, мол, лошадка устала, пора и честь знать.

Мы вернулись на площадь, оттуда к Сабанееву мосту. Зашли в консерваторию. Здесь мне удалось тебя удивить – узнавали уже меня. Занятия в консерватории возобновились. У входа дежурила баба Люся. Расцеловала меня, маме привет передала и, конечно, пропустила нас в здание. Один свободный класс с роялем мы нашли. Теперь ты слушал меня. Ты знаешь, я больше никогда так не играла. Ты угадал Шопена с первых аккордов. Потом Моцарта, Грига. Сказать не решилась, но подумала: ты же не учился, поешь эстраду, откуда так хорошо знаешь классику? А ты, видимо, подумал: студентка, а как играет хорошо. Я и правда хорошо играла. В класс заглянула Чегодаева: