Ты следующий - читать онлайн книгу. Автор: Любомир Левчев cтр.№ 52

Я полностью доверился водителю. И он проявил чудеса изобретательности. На теплостанции ему каким-то чудом удалось подсадить меня на железную платформу… или это был кран… откуда я мог беспрепятственно наблюдать за передвижениями высокого гостя.

Хрущева не водили так, как инвалида Брежнева. Он двигался энергично, неожиданно отклонялся от маршрута или делал остановки, точно его целью было затруднить и запутать принимающую сторону и охрану. В популистской демагогии ему не было равных. Хрущев непрестанно вытаскивал кого-нибудь «из народа» и обращался к нему с речью. Никита Сергеевич весело похаживал по нашим «заводам-гигантам». Они казались карликами по сравнению с русскими индустриальными монстрами. Почти все оборудование было советским. Это поднимало самооценку Никиты Сергеевича, и он снисходительно хвалил Болгарию. Его настроение портилось только тогда, когда ему показывали болгарские колхозы. В то время они и правда процветали. Изобилие и хорошее качество жизни не были пропагандой. Неизбежное сравнение с советскими колхозами заставляло Никиту Кукурузного нервничать. Он становился агрессивным — сомневался в том, что ему говорят, находил ошибки в организации «сельскохозяйственного фронта». А настроения Хрущева менялись внезапно, как день и ночь на экваторе. Его парадная улыбка мгновенно заходила, и лицо приобретало такое выражение, что окружающих начинала бить дрожь. Это было сигналом для того, чтобы вся сопровождающая, обслуживающая и охраняющая его машина пришла в движение. Делался следующий шаг.

Какими бы удобными ни были наблюдательные пункты, которые мне находил Марин, это не решало проблему. После ТЭЦ «Марица-восток» Хрущев отправился на вокзал, оттуда на поезде до Старой Загоры, а от Старой Загоры автомобильный кортеж полетел на ЗАУ (завод азотных удобрений). Трудность состояла в том, что мы никак не могли проникнуть на строго охраняемое шоссе. За милицейским кордоном вдоль дороги толпились встречающие с портретами, плакатами и флагами. Для нас это было еще одной живой преградой. Но все же Марин смог как-то выехать на триумфальную трассу. Теперь уже никто не сумел бы нас остановить. Да мы и не собирались останавливаться. Встречающие сидели на траве по обеим сторонам дороги, прячась под тенью деревьев от палящего солнца, и перекусывали, как на пикнике. Стоял жаркий весенний день: сезон черешен, как пелось в парижской коммунарской песенке. Как только наша черная редакционная «Волга» появлялась на горизонте на пустом шоссе, люди вскакивали, хватали знамена и начинали скандировать и восторженно нас приветствовать. Это было ужасное зрелище — совершенно невыносимое для моего бедного (а в нашем случае обманутого) сердца. Как могли все это организовывать и радоваться этому вожди?!

— Да успокойтесь вы, товарищ Левчев, — утешал меня Марин. — Вы же радуетесь, когда вам хлопают на встречах с читателями? Так это же то же самое. Вы привыкнете… Просто делайте вид, что мы машина сопровождения.

Сколько раз я потом проезжал по этому шоссе! И сколько времени пролетело по нему! Кипарисы по обеим сторонам дороги подросли и торчали, как гвозди, которыми небо когда-то было прибито к земле. Грязные закусочные заманивали путешественников. А на горизонте высились корпуса и трубы ЗАУ — обшарпанные, как поддоны в магазине. Свежим и красивым был только красный дым, развевавшийся на фоне неба. Его называют лисьим хвостом, и все знают, что он ядовит.

Но тогда наша триумфальная поездка закончилась у ворот современного, блестящего на солнце завода. Какой-то капитан подошел ко мне и по-свойски сказал:

— Ну что, они едут?

Вместо того чтобы ему ответить, я нервно спросил:

— Генерал Грыбчев уже здесь?

Капитан вдруг сделался подозрительным:

— Кто вы? Предъявите документы!

— Мои документы у генерала Грыбчева. Немедленно отведите меня к нему! Мне нужно сообщить ему нечто исключительно важное.

— Парень, если ты так шутишь, то пожалеешь, что вообще родился! — взбесился капитан, явно не знавший, как ему поступить.

И все-таки, пораскинув мозгами, он взял меня за локоть и отвел к генералу Грыбчеву, который стоял в десяти метрах от нас. К моему счастью, его золотые очки блеснули вполне дружелюбно:

— А откуда ты родом, Левчев?

— Из Трояна.

— Правда? Очень жалко!

— И что же в Трояне такого жалкого?

— В Этрополе жили Левчевы, и в детстве у меня был один друг — Спиро.

— Так это мой отец! Мой род из Этрополе.

Я так и не узнал, почему генерал Грыбчев сохранил столь теплые воспоминания о моем отце. По возрасту, как я тогда прикинул, они не могли быть одноклассниками, не могли быть и в одной компании. Но и ошибки быть не могло.

— Я потому и задержал твои документы, что хотел с тобой познакомиться. И разумеется, их у меня с собой нет. Но я дам тебе записку.

Он вынул служебный блокнот и хорошую ручку и написал: «Товарищ Левчев наш человек. Прошу оказывать ему содействие». Подпись. Но этого ему показалось мало, и он подозвал молодого человека в гражданском и распорядился:

— Посадите товарища в машину с кинокамерой.

Вот так, вдруг, все сразу изменилось, изменилось даже больше, чем я мог тогда предполагать. Марин на законных основаниях поехал следом за нами. А я мчался, никем больше не прикидываясь, в настоящей машине сопровождения всего в нескольких метрах от открытого лимузина триумфаторов. Наша машина тоже была открытой. На заднем сиденье нас, как в тачанке, было трое — телохранитель, оператор с камерой и я. Мы смотрели назад, то есть непосредственно на лица Никиты Хрущева и Тодора Живкова. Они стояли и махали ликующему народу. Когда же они уставали или им надоедало, то они одновременно садились.

Как бы я ни мечтал вернуться в машину к Марину, надо все же признать, что те несколько часов, которые я смотрел в глаза вождям, пошли мне на пользу. Прежде всего я с удивлением обнаружил, что отношения между Живковым и Хрущевым не такие уж идиллические. Хрущев давал понять даже народу, что не уважает и не слишком высоко ценит гостеприимного хозяина. Конечно, в речах проскальзывали дежурные фразы, но и они были довольно сдержанными. По идее, Живков должен был выглядеть очень любезным, но и он казался скованным. А Хрущев, как я заметил, время от времени смотрел на него просто с ненавистью. Я подумал: «Ну нет, наш долго не продержится. Неужели его выдвинули без благословения хохла?!» Впервые Живков произвел на меня благоприятное впечатление. Возможно, потому что мне было его жалко.

В сущности, я оказался единственным журналистом, который околачивался около вождей. Знаменитые Харалампий Трайков (или Бушо, как прозвали его в клубе) и Георгий Боков вращались на других орбитах. В Болгарию с Хрущевым приехал и его новоиспеченный зять Аджубей, который в качестве приданого получил газету «Известия». До Аджубея в России бытовала пословица: «Не имей 100 рублей, а имей 100 друзей». После его появления пословица изменилась: «Не имей 100 рублей, не имей 100 друзей, а женись, как Аджубей!» Так вот, Бушо и Боков сделали ставки на эту звезду и двигались согласно его программе. Эти старые волки знали, что их присутствие на заводских и колхозных встречах бессмысленно. Там ничего не решалось. Разговоры за рюмкой всегда гораздо важнее.