Ты следующий - читать онлайн книгу. Автор: Любомир Левчев cтр.№ 130

Скучно, правда? Но я слушал очень внимательно и даже записывал. В моей душе зарождались темные мысли и чувства. Что делал сейчас этот интеллигентный человек? Зачем исповедовался передо мной? Разве он не понимал, что я не тот, кто может ему помочь?

Или он догадывался, что это абсурд, и просто приглашал поучаствовать в нем, как в игре, смертельной игре? Так называемая мировая революция докатилась до конца мира, до Чили, до Огненной Земли, до Патагонии, именно их, значит, имели мы в виду, говоря в школе — «у черта на куличках». Да, она дошла до этих уголков планеты и победила на демократических выборах. Но сейчас сюда не могли дойти самые элементарные вещи, необходимые людям. Не могли дойти наши сигареты. Не могла дойти наша пшеница… Люди ждали помощи. А вместо этого им посылали сумасшедшего поэта, чтобы тот оказал им братскую революционную поддержку!

Если бы я был настолько смелым и честным, как утверждал, мне следовало прервать Луиса Корвалана и сказать ему:

— Компаньеро, я ничем не могу тебе помочь, поэтому предлагаю вместе со мной поехать в Москву. Войти в Кремль и взобраться на Спасскую башню. Я буду ломать стрелки и цифры на часах до тех пор, пока Красная площадь не наполнится людьми. А ты тогда с самой звезды начнешь кричать все то, что рассказал мне. И даже еще того хлеще…

Я прервал генерального секретаря и глухо сказал:

— Товарищ Корвалан, боюсь, что проблемы, которые мы обсуждаем, больше меня…

Луис улыбнулся грустно и нежно:

— Знаю, товарищ, знаю… Эти проблемы больше и меня. Но если мы будем молчать, они меньше не станут. Я хочу от вас только одного: сообщите своему центральному руководству… вы же еще и писатель… вот и скажите всем — наши проблемы не политические, а экономические!

То, что мы сейчас переживаем, — одна из самых серьезных инфляций в истории Чили, но народ все еще поддерживает нас, потому что видит положительные перемены — или, по крайней мере, наши добрые намерения. А вообще-то мы вот уже два года имеем дело со сплошными заговорами. Последняя попытка была предпринята в сентябре. Сейчас контрреволюция притихла. Все ждут выборов. Заговорщиков поразила решительность, которую проявил наш народ в сентябре. Кроме того, армия тесно связана с правительством…

— Но говорят и другое… — снова перебил его я. — Ходят слухи, что в армии полно реакционеров и она вас не поддерживает.

— Кто это сказал?

Я, разумеется, не мог ему ответить.

— Рабочий класс вооружен? Есть координация в низах?

— Мы пришли к власти без насилия. Мы против насилия. Сейчас оппозиция хочет насилия. Но большинство — нет. Даже кардинал против переворота. На выборах ожидается сильная поляризация по блокам. Мы принимаем этот вид борьбы, отдавая себе отчет в том, как это будет трудно. Даже самое незначительное улучшение нашей позиции в парламенте уже станет большой победой!

Спасибо вам, что вы к нам приехали. И не думайте, что это бессмысленно. Наши товарищи не должны чувствовать себя одинокими. Прошу вас, передайте от меня привет Тодору Живкову и скажите ему: наши проблемы не политического, а экономического характера! Сугубо экономического!..

Он смог прочно вбить эту формулу в мое сознание. Корвалан проиграл бой, потому что его бросили, предали, потому что его принесли в жертву, как «козла отпущения», как миллионы людей и как… меня. Не важно, Че Гевара ты или Луис Корвалан, раз ты опасен для власти лжи, ты рожден для жертвоприношения.

Эксперимент Корвалана был бесподобным. Иногда случается проигрывать, потому что ты более прав, чем остальные. В Чили мировая революция достигла своего апогея. С переворота Пиночета поднялась обратная волна — генеральное наступление мировой контрреволюции.

На могиле реального социализма, а точнее — советской системы, вместо эпитафии можно выбить слова Луиса Корвалана: «Наши проблемы были не политическими, а экономическими». А я бы добавил — и моральными. Но это уже сантименты.

Когда мы вышли из дворца Аламеда, Лалю Ганчев впервые похвалил меня. А посол осторожно спросил:

— Предполагаю, вы уполномочены так вести себя?

Я решил успокоить милого человека невинной ложью.

После встречи с Корваланом нас тут же отвезли на крупный комбинат по переработке меди Madeco. Рабочее руководство уже нас ожидало. Нас немедленно повели в столовую, где мы начали разговор прямо за обедом. Несколько раз нам повторили, что мы едим то же, что и все рабочие. И мы несколько раз ответили, что все очень вкусно. Молодой красавец Хосе, который вытягивал медную проволоку (тысячи километров), рассказал нам о рабочей самообороне, о круглосуточных дежурствах и о том, что месяц назад он женился, но свой медовый месяц проводит на медном комбинате. Я не смог ему объяснить, какая жестокая игра слов «мед» и «медь» получается, если перевести его слова на болгарский. Хосе, вероятно, посчитал, что я усомнился в его словах, потому что тут же показал нам секретный склад, полный винтовок, автоматов и пулеметов. По пути я увидел портрет Георгия Димитрова, вырезанный из газеты и наклеенный на один из станков. Я решил, что будет вежливо выразить свою радость по этому поводу.

Хосе объяснил мне, что это «Хорхе Димитров, великий русский революционер».

— Не русский, а болгарский, — попытался поправить его я.

Но он был упрямым юношей и не поверил мне. А возможно, он был прав. Потом Хосе отвел меня на рабочий митинг протеста против захвата чилийского корабля.

В качестве дополнения к политическому абсурду вечером мы были приглашены на оперу — премьеру «Риголетто» с Сабином Марковым. Огромный, старинный, ледяной зал. Слабый оперный состав. Но Сабин пел великолепно и заслужил успех.

Во вторник утром у меня было время пройтись по книжным магазинам. Я купил антологию латиноамериканской поэзии. Она огромная, как энциклопедия. И еще Canto general («Всеобщую песнь») Пабло Неруды в двух томах.

После обеда мы встретились с Володей Тейтельбоймом. Я исписал целый блокнот именами и характеристиками чилийских писателей. Потом я спросил, может ли Володя что-нибудь рассказать мне о некоем Викторе Харе, который ждал меня в гостинице. Да, есть, мол, такой начинающий комсомольский поэт. Точнее, даже певец… Всего лишь через год смерть сделала Виктора Хару всемирно известным бардом — братом Высоцкого и Боба Дилана.

Наша встреча с координационным советом Унидад популар (Народного единства) совпала с огромной демонстрацией и митингом оппозиции. Миристы оккупировали какое-то административное здание. Неофашисты (так их называли) из партии Либертад разводили огромные костры на перекрестках бульваров. Жгли книги, останавливали движение. Бесились. Красивые девушки сидели на тротуарах у костров. Скандировали лозунги либо стихи или просто созерцали пламя. С восхищением. Автомобили бибикали своими клаксонами ритмы оппозиции. Женщины, впавшие в транс, выстукивали их на кастрюлях. Какая-то бабулька стучала камнем по фонарному столбу. Эти апокалиптические образы, это извержение социальной лавы смутили мое сознание. Неужели именно так выглядят кошмарные прозрения пророков?