Большую часть этого помещения занимала… клетка.
В клетке сидел человек. Длинный, худой, в лохмотьях – классический узник классического подвала… Длинная черная борода скрывала большую часть лица, огромные темные глаза блестели безумием. Увидев Дуську, человек затрясся в мелком ознобе и отскочил к противоположной стене клетки.
Дуська не испугалась. Пожалуй, она даже обрадовалась. Наконец-то хоть что-то человеческое в этом бесчеловечном доме. Пусть даже пленник. Пусть даже сумасшедший и страшный, зато в его глазах бьются хоть какие-то эмоции.
В центре клетки валялась куча тряпья, рядом, в тазике, стояла вода, в другом тазике – что-то похожее на сухой собачий корм.
– Ты кто? – прижалась Дуська к холодным прутьям.
Человек замычал, замахал руками и забился в угол, присев на корточки.
Пленник был молод, это выдавали глаза, руки и тонкая полоска щек, которую не скрывала борода.
– Тихо, тихо, – пробормотала Дуська. – Не бойся меня, я тебе зла не сделаю. Жалко, что ты тоже не разговариваешь! Иди сюда, – похлопала она по прутьям клетки. – Иди!
– Квз, квз… – словно давясь, замычал пленник, двумя пальцами указывая себе на горло.
– Жрать хочешь, бедненький! – по-своему поняла его Дуська. – Это кто ж тебя кормом собачьим догадался кормить?
Евдокия вдруг почувствовала к этому полузверю такую острую жалость, что в горле запершило, а на глаза навернулись слезы. Никто никогда не был настолько несчастнее, некрасивее, беднее и беспомощнее, чем сама Дуська. Никто не стоял настолько ниже ее на социальной лестнице, чтобы сидеть в клетке и питаться собачьим кормом.
– Тебя как зовут? – шепотом спросила она.
– Квз…
– Ясненько. Буду звать тебя Томом Крузом, хочешь?! Не все ему в красавчиках числиться и миллионы грести.
– Квз! – У пленника блеснули глаза, страх ушел из них, и он на два шага приблизился к Дуське.
– А хочешь, я тебе мяса принесу, молока, сыра? Тут этого добра в холодильнике сколько хочешь, мы с Алексом не успеваем съедать!
– Квз! – Пленник схватил из миски несколько шариков сухого корма и с хрустом начал жевать.
– Ужас, – покачала головой Дуська и вдруг впервые за долгие дни почувствовала себя хорошо.
Наконец-то у нее появилось дело – кормить сумасшедшего.
О том, чтобы попытаться выпустить его на волю, и речи не шло, слишком уж безумным был его взгляд. Но накормить, поухаживать… Да она на порог не пустит сюда папуасскую тетку! Это ее сумасшедший.
Дуськина забота.
Евдокия побежала наверх, подсвечивая себе мобильником на высоких ступеньках. Сказать или нет Алексу о своей находке?!
– Алекс! – закричала она, врываясь к нему. – Алекс, там…
Что-то не так было в комнате, что-то не так, хотя телевизор работал, а Алекс неподвижно лежал на диване с пультом. Дуська проследила за его взглядом и замерла, раскрыв рот.
Трое парней, одинаковых, словно клоны, с непроницаемыми жесткими лицами, в черной одежде, стояли вдоль противоположной стены и держали Алекса на прицеле трех автоматов.
– Рот закрой, – приказал один из них Дуське и тут же ткнул стволом автомата Алексу в грудь. – Что, думал, мы тебя здесь не найдем?!
– Ничего я не думал, – процедил Алекс.
– А раз не думал, деньги гони, – просто сформулировал клон свое требование. Два других клона подтвердили его слова выразительным движением пальцев на спусковых крючках.
Алекс отбросил пульт, нехотя сунул руку под диван, на котором лежал, и вытащил Дуськину тряпичную сумку, набитую долларами.
– Здесь двухсот баксов не хватает, – холодно сказал он парням и бросил сумку тому, который был ближе к нему.
– Батюшки мои, грабят! Средь бела дня, на Рублевке, где охраны как грязи! – прошептала Дуська и в прыжке попыталась догнать свою сумку. – Не-е-е-т! Не-ет!
Тяжелый приклад автомата обрушился ей на затылок, в глазах вспыхнуло, потом потемнело, сознание поплыло, отчего-то вызывая мутные картинки из детства.
– Дура ты, рыжая, – где-то далеко сказал Алекс. – Лучше б двести баксов достала.
«Не успела покормить Тома Круза…» – уплыла последняя Дуськина мысль.
Глава 7
Портрет
– Привет! Ты газеты читала?
– А как ты думаешь?! Вся пресса пишет одно и то же. Покровскую зарезали три дня назад, а нашли вчера вечером, в переполненной ванной, где марганцовки было как грязи, а синие ирисы плавали, словно утки в пруду. Дуська опять нас надула! Подставила по полной программе! Вместо себя в гриме трупа она подсунула мегазвезду! Скажи, где она взяла ее, где?! Да еще с перерезанным горлом?!
– Кларунь, у тебя сердце уже не шалит?
– Нет! Твою мать…
– Ты за рулем?
– А то ты не слышишь!
– Такая ты мне нравишься больше. Скажи, где ты сейчас?
– Черт его знает. Ага, вон впереди Живописный мост, значит, у меня есть все шансы попасть на МКАД. А ты где, подруга?
– А я еду по Ленинградке. Если на Волоколамском шоссе не будет пробок, я окажусь на МКАДе даже раньше тебя. Как ты думаешь, мы успеем удрать?
– Уже успели. Ни одна милицейская сволочь не раскопает, где у меня дача. Я оформила ее на имя сестры брата моего двоюродного племянника.
– Разве мы удираем на твою дачу?!
– А на чью?! Мое ранчо в Приозерье может скрыть толпу беглых преступников!
– Но… я еду к себе и думала, ты едешь туда же.
– Знаешь, что нас погубит?!
– Догадываюсь. Старческий маразм. Он нас уже погубил!
– Да иди ты в задницу со своим маразмом! Нас погубит нескоординированность! Я десять раз повторила тебе, что мы едем скрываться НА МОЮ дачу. В Приозерье! А ты куда прешься?
– В Павловский лес я прусь. Мне кажется, мы миллион раз договорились о том, что едем ко мне.
– Тьфу! Немедленно меняй курс на Приозерье!
– Нет, это ты рули в Павловский лес. У меня отличный домик, печка и погреб с запасами консервированных грибочков.
– Щитовая хибара у тебя, а не домик! Вместо печки – буржуйка, вместо погреба – подпол, а грибочки урожая семьдесят первого года! Коз-зел!
– Я?!
– Это я не тебе. Подрезал тут один урод. Так вот, а у меня, дорогая, хоромы из кирпича, огромный камин и уютненький погребок, где вина и консервов хватит не на один месяц.
– Ты думаешь, нам придется скрываться не один месяц?