Время Березовского - читать онлайн книгу. Автор: Петр Авен cтр.№ 2

Уже позже, курсе на третьем, я на определенное время попал под обаяние известного городского фарцовщика. Меня привлекло отсутствующее у меня (воспитанного вполне ботанически) чувство “хозяина жизни” и умение “решать вопросы”, очень востребованное в Москве 70-х, где слово “купить” было практически выдавлено из словаря словом “достать”.

Впрочем, в абсолютном большинстве случаев позже или раньше наступало разочарование. Я не то чтобы начинал плохо относиться к тем, кем раньше восхищался. Нет. Они просто переставали меня восхищать, переставали казаться особенными.

Во-первых, я быстро учился. Уже в аспирантуре я самонадеянно считал себя не глупее своих знаменитых учителей и дискутировал с ними “на равных”. Проучившись пару лет в МГУ, я научился легко знакомиться с девушками и, более того, изумлялся тому, что совсем недавно боялся к ним подойти. Оказавшись неожиданно весьма адаптивным, я быстро разобрался в советской “экономике торга”, научившись доставать билеты в театр, будь то “Таганка” или “Современник”, выменивать нужные мне книги у памятника первопечатнику Федорову и без очереди ремонтировать отцовские “Жигули” на станции техобслуживания возле нашего дома.
Во-вторых, даже в молодости я был способен критически воспринимать окружающую действительность. Ближе знакомясь с очаровавшими меня персонажами, я обнаруживал в них отрицательные качества, зачастую полностью перекрывавшие те, которыми я восхищался. Да и сами эти качества в первооснове своей оказывались не совсем тем, чем виделись поначалу – пофигизм оборачивался ленью и равнодушием к близким; в “умении жить” чувствовалась прохиндейская скользкость. Одним словом, очарованию приходил конец.

Но не всегда. За мою уже достаточно длинную жизнь мне встретилось несколько человек, чье очарование я чувствую и сегодня. Их было не много – можно пересчитать по пальцам одной руки, – но они были (а частично и есть). Я с ними дружил и многое про них знаю и понимаю, в том числе – как бы сказать помягче… – не очень хорошее. И тем не менее, вспоминая каждого из них, чувствую, как некая “иррационально-сентиментальная” волна накатывает на меня, и хочется делиться нашими общими историями со всеми, кто готов их слушать, и даже пересматривать старые фотографии. Особенно фотографии с теми, кого уже нет в живых.

И первый из них – Борис Березовский.

* * *

Главное, что меня всегда привлекало в Борисе, – бесконечный уровень амбиций. В основе которого лежало глубокое, столь же бесконечное уважение к себе.

Летом 1988-го, после десятилетия нашей достаточно плотной дружбы, Борис пригласил в кооперативное кафе “Атриум” на Ленинском проспекте группу товарищей с предложением скинуться на создание совместной компании – будущего ЛогоВАЗа. Собралось человек семь или восемь. Все мы пытались заниматься каким-то бизнесом, в основном околонаучным, по хоздоговорам с государственными предприятиями. И все как-то сотрудничали с Березовским. Борис правильно понял, что разумно упорядочить наши разрозненные и бессистемные попытки заработать. Следовало создать структуру – с ясными правилами, бухгалтерией, юридической службой и т. д.

Я в тот момент уже собирался уезжать на работу в Австрию, так что мне Борино предложение по большому счету было неинтересно. К тому же в то время я больше думал не о бизнесе, а об экономике – как о науке, так и о практике реформ. Однако я спросил: “Боря, а какая все-таки конечная цель? Ради чего ты предлагаешь объединиться?” Его ответ меня поразил: “Цель – заработать по миллиарду долларов. Каждому”.

Излишне говорить, что у большинства собравшихся вряд ли было больше пары тысяч рублей на сберкнижке. Они копили и одалживали друг другу деньги если не до зарплаты, то на покупку любых товаров длительного пользования. Мы с женой копили на ее первую шубу – из опоссума. Не у всех был личный автомобиль, а сам Березовский делил машину на двоих с еще одним участником высокого собрания. Поэтому цифра в миллиард (долларов!) выглядела абсолютно, запредельно фантастической.

Удивительно, что примерно в то же время аналогичное обещание – “заработаем миллиарды” – давал Михаил Фридман одному из своих будущих партнеров.

Собственно, Березовского просто не интересовали мелкие цели. “Миллиард” возник с появлением возможности легально зарабатывать. А до этого была наука, и естественной целью было получение Нобелевской премии. Премию Ленинского комсомола он уже получил, получение Государственной и Ленинской не виделось достойным серьезного внимания. А вот Нобелевская… С написанным на листочке планом ее получения он однажды пришел ко мне домой. Как известно, Нобелевскую не дают математикам, а именно как бы математиком (об этом ниже) Борис и был. Поэтому он должен был найти ту науку, где математика, которой занималась его лаборатория, была бы эффективно применима. И выбирал он между биологией и экономикой. По поводу экономики он и пришел ко мне. При этом с моей помощью (я, конечно, не был его единственным собеседником) он хотел найти конкретную область, на которой стоит сосредоточиться. Сам план получения Нобелевской, включающий организацию цитирования его работ, пока несуществующих, обработку членов Нобелевского комитета, саму процедуру выдвижения и т. п., был им уже написан.

Собственно, стремление к практически недостижимым целям и было главной отличительной чертой Березовского, влекло к нему и за ним. Причем чем менее достижимой казалась цель, тем с большим рвением он к ней стремился. Новые препятствия не заставляли его опускать руки, а провоцировали дополнительный драйв. Для Бориса не существовало слова “нет”. “Невозможно” – слово не из словаря Березовского. Вспоминая известную песню Макаревича, можно сказать, что он точно не “прогибался под изменчивый мир”, у него просто не возникало такой мысли.

Это его и сгубило. Его последняя и главная цель была очевидна: управление страной Россией. Я часто рассказывал, как однажды, залечивая перелом позвоночника в лозаннском госпитале, Борис объяснял мне смысл слияния ЮКОСа и “Сибнефти”, которое они с Ходорковским затеяли году в 1998-м.

“Америкой, – объяснял мне Березовский, – на самом деле управляют семь или восемь семей, мы точно не знаем сколько. В основном, конечно, еврейских. Они собираются, я думаю, где-то раз в год и решают основные вопросы – кандидатура президента, ставки ФРС, вторжение в какой-нибудь Ирак. На самом деле решают именно они, а демократия – это разводка для лохов”. Потом он рассказал, что Америка большая и там всего хватает на семь или восемь семей, а Россия – маленькая и небогатая, поэтому они с Мишей решили рулить вдвоем (Ходорковского он, конечно, видел младшим партнером). Для этого и создается “ЮКОС—Сибнефть” – потенциально самая крупная компания России.

Я от обалдения задал идиотский вопрос: “А как же мы?” – “А вам – что останется”, – ответил Борис.

Это была его модель мира, которую, подозреваю, разделяет большинство россиян. Но в отличие от них Березовский не чувствовал сакральности российской власти, которую, не будучи на нее помазанным, просто нельзя захватить изнутри. Власти можно советовать, можно ей помогать и за ее счет обогащаться. Но стать самой властью абсолютно невозможно. Особенно безродным космополитам. Единственный способ захватить власть – уничтожить “старую” сакральность, устроив революцию, чем и занимался Борис все последние годы. Но исторических условий для революции не сложилось. А попытки залезть на занятый трон были обречены окончиться трагически. Можно стать “столбовою дворянкой”, невозможно (и гибельно даже пытаться) – “владычицей морскою”.