Время Березовского - читать онлайн книгу. Автор: Петр Авен cтр.№ 165

А: О чем бы вы с ним сейчас говорили, если бы он остался жив? Когда яркий человек уходит, всегда есть ощущение недоговоренности.

П: Я бы наорал на него, наверное. “Наконец-то вы поняли!” Мы же были с ним на “вы”, кстати. Он не “тыкал”, этого в нем не было.

А: Какие главные изменения ты увидел в Борисе, когда он приехал в Англию?

В: Прежде всего, приехав в Англию, первые годы он все время жил Россией. Он до конца жил Россией, но степень этого постепенно снижалась. Это очень характерно для людей, которые занимали какие-то позиции, имели деньги, имели возможности себя реализовать, потом достаточно резко передвигались из России – по разным негативным обстоятельствам. Первые годы эти люди живут Россией. Они заходят с утра в интернет, смотрят ленту. Разговаривают о российских делах. И Борис совершенно так же. Он твердо считал, что Россия как государство идет по неправильному пути, что исторический выбор России должен быть другой.

А: Он считал себя ответственным за то, что активно участвовал в выборе этого пути?

В: Это, конечно, один из диалогов, которые мы с ним вели неоднократно.

А: И?

В: Я тебе скажу так: его мнение трансформировалось. В начале он не так сильно считал себя ответственным.

А: И виноватым.

В: И виноватым, да. Но постепенно все больше и больше.

А: Что Борис на эту тему говорил? По поводу собственной ответственности?

В: Я не очень хотел бы переходить на личности крупных политиков.

А: Ну, в выборе Путина он на самом деле активного участия не принимал. Это уже была не его игра, это уже были Таня, Валя, Рома, Волошин.

В: Но это была не четверка, это была пятерка все-таки.

А: Он считал, что это была ошибка и в совершении этой ошибки он участвовал.

В: Он сначала не считал, что это была ошибка, но постепенно пришел к выводу – Борис любил это выражение, оно как бы все объясняло, – что это была “системная ошибка”. Не личностная, а системная. Но он не сразу пришел к этому, далеко не сразу. Он все время защищался от аргументов и обвинений, и защищался вот чем: “А какой выбор?” Альтернативный вариант был единственный: Примаков— Лужков.

А: Угу.

В: Мы стояли перед абсолютно диким выбором. Но постепенно взгляды Бориса трансформировались. И да, он стал считать, что несет определенную ответственность за бурные 90-е, лихие 90-е.

А: Когда я знал его, было трудно себе представить, чтобы у Бориса было сильное чувство вины по какому-то поводу. Он прошлое вообще забывал довольно быстро. Может быть, так, по мелочи, но чувствовать себя глобально виноватым он не мог. Знаешь, есть люди, которые занимаются самоедством, – это было совершенно не про него.

В: Нет, абсолютно не про него. Но вообще, честно говоря, Петь, я не считаю, что он прямо во всем абсолютно виноват. И он сам себя таковым не считал.

А: Я так понимаю, что когда Березовский переехал в Англию, вы стали еще больше общаться?

В: Да, мы стали больше общаться просто по географическому признаку, потому что жили в одном городе. Он не уставал подчеркивать, что именно я его соблазнил Лондоном и за 1990-е годы убедил его, что именно Лондон – это место, где классно жить.

А: Все считают, что Борис выбирал между Парижем и Лондоном, и ты его уговорил именно на Лондон.

В: Да, так и было.

А: Почему?

В: Я Париж очень люблю, но Лондон – это центр Европы уж точно и центр мира в каком-то смысле. Там все сконцентрировано: экономика, финансы, традиции, история, культура мощнейшая. В подтверждение своих слов я говорил ему: “Ну, Боря, возьми любой день, открой журнал Time Оut – я тебе даю гарантию, что в этот день где-то в Лондоне выступают пять-шесть звезд мировой величины в разных областях – рок, опера, балет, театр, какая-нибудь лекция”. Это всегда оказывалось правдой.

А: А он ходил?

В: Ходил, да. Ну, понятно, что он был небедный, поэтому, если ему надо было пойти в Ковент-Гарден и он решил только утром последовать моему совету, а там, конечно, полный аншлаг – он покупал за три цены прекрасные билеты, и мы шли. И на симфоническую музыку ходил, не очень часто, но ходил. И на джаз. Он вообще был культурным человеком, просто не был в культурно-информационном потоке, поэтому ему надо было посоветовать. Я часто это делал.

А: Да, он вникал, но глубоко ни одно направление искусства не знал.

В: Глубоко не знал, пожалуй, но в целом ему было очень в кайф. И потом он рассказывал, делился эмоциями очень активно.

А: Борис всегда очень любил рассказывать. Когда что-то его задевало, он это тут же на тебя выплескивал.

В: Звонил иногда. Среди ночи редко, но тоже бывало. Обсуждал какие-то вещи и даже не столько обсуждал, а именно, как ты правильно сказал, выплескивал.

А: Когда ты его уговаривал жить в Лондоне, было ощущение, что это навсегда или на короткое время? Когда я с ним встречался в начале 2000-х, когда приезжал в Лондон, он мне всегда рассказывал, что еще год-два, и он вернется. Какое было у тебя ощущение с самого начала – вернется или не вернется?

В: Петя, я хочу немножко сделать шаг в сторону. Борис мне говорил несколько раз в довольно откровенных беседах: “А вот ты понимаешь, что меня по-настоящему никто не знает?” И он так смотрел на меня и произносил это – может быть, всего было два-три раза – достаточно глубоко. Поэтому – да, в течение 2000-х у него был повторяющийся рефрен: “Сейчас вот-вот в России все изменится, будет реальная смена власти”. Ему говорили, что это заблуждение, нет предпосылок для таких выводов, наоборот, ситуация стабилизируется. Но он говорил: “Нет-нет, вы не понимаете, какие процессы происходят, сейчас будет реальный взрыв”. Но я не зря начал с того, с чего я начал: не исключаю, что внутри себя, никому об этом не говоря, он в это не верил.

А: Как ты считаешь, когда Борис так смотрел и говорил: “Ты меня не знаешь, и никто меня не знает” – о чем он думал? Когда человек так говорит, он какие-то свои свойства имеет в виду. Что он имел в виду, способность на какие поступки?

В: Петя, я не знаю… Я не знаю… Может быть, он хотел этим сказать, что за всем существует какой-то тонкий слой, очень интимный, который абсолютно недоступен для других. Не было ощущения, что он имел в виду: “Я умнее, тоньше и глубже, чем вы все думаете”. Нет. Но что он имел в виду, не могу тебе сказать.