Нашествие - читать онлайн книгу. Автор: Тимур Максютов cтр.№ 11

– Отдай мне Орхонский Меч. Ты всё равно не сумеешь им верно распорядиться.

Субэдэй усмехнулся:

– Сколько суеты вокруг него. Всем нужен кусок старого железа – гораздо больше, чем старый темник. Как тебя зовут?

– Называй меня Барсуком, багатур.

– Остроумно. Это потому, что твоё лицо разукрашено шрамами, как морда барсука – белыми полосами?

– Не поэтому. Неважно.

– И зачем таёжнику клинок? Подлесок сподручнее рубить топором. Или ты собираешься возглавить барсуков и покорить обидчиков-куниц? – рассмеялся темник. – Орхонский Меч – загадочная реликвия древней работы, дар богов.

– Да каких ещё богов, – разозлился вдруг шаман, – господи, как надоело это средневековое невежество! Ветер подул – это бог кашлянул, дождь полился – это бог поссал. Работа старая, да; подобные технологии, увы, давно утрачены. Но никакой это не меч, а анализатор вероятностей: золотой шарик навершия – аккумулятор, лезвие – приёмник сигналов. Рукоять… Да, вот самое загадочное – рукоять. В ней скрыт мощный компьютер, работающий на непонятных принципах. Прибор помогает выбирать из вероятностных линий, принимать верные решения, в том числе во время битвы. Его бы в хорошую лабораторию, да погонять на тестах!

Субэдэй не стал показывать изумления. Пробурчал:

– Ещё одно непонятное слово, Барсук, и я укорочу тебе язык этим самым клинком. Найди другого слушателя для своих неведомых заклинаний.

– Дремучий идиот.

– Не знаю, что означает последнее слово, но чувствую, что ты пытаешься меня оскорбить, шаман. Моё терпение кончается.

– «И вскипело сердце Субэдэя, измученное виной за убийство несчастного кузнеца и верного нукера, и объял его несправедливый гнев».

– Что?! Откуда ты знаешь про кузнеца?

Субэдэй начал подниматься, готовя клинок к удару, но шаман исчез: растворился в ночной тьме, которая поглотила его так же неожиданно, как и породила пять минут назад.

Темник ошарашенно оглядел пустой берег, залитый лунным светом. Пробормотал:

– Слишком много соблазнов вокруг него. Слишком много тайн. Хватит.

Размахнулся и швырнул меч. В последний раз сверкнуло лезвие, раздался всплеск – и чёрная вода тангутской реки поглотила артефакт.

Темник поковылял на свет костров.

Когда его шаги стихли, таёжник в чёрном балахоне выбрался из кустов тальника. Хмыкнул:

– «Откуда знаешь про кузнеца, откуда знаешь». Книжки надо читать, лапоть безграмотный. Бхогта-лама, «Сокровенные беседы», Жёлтая глава, «Про то, как темник Субэдэй утопил Орхонский Меч».

Достал из-за пазухи моток проволоки, смастерил рамку. Присоединил концы к чёрному кругляшу, надел на лоб обруч с фонариком, вставил наушники.

Зашёл в воду и начал водить рамкой над тёмной поверхностью, вслушиваясь в писк анализатора. Буркнул:

– Чёрт, хватило бы аккумулятора. Вот псих, далеко закинул.

Июнь 1229 г., рубеж Добришского княжества

Скрипели длинные двуручные пилы, разрезающие брёвна вдоль, – будто ругались на разный манер. Стучали наперегонки топоры. Мужик обтёсывал бревно: из-под полукруглого лезвия курчавились стружки, обнажалась ярко-жёлтая древесина, а смолой пахло совершенно восхитительно.

Мальчик лет пяти переступил красными козловыми сапожками. Нагнулся, поднял жёлтый завиток, понюхал и улыбнулся.

– Ты чей будешь, богатырь? – подмигнул весёлый молодой парень в холщовой рубахе

– Тятин, – солидно ответил мальчонка.

– Что, хочешь на плотника выучиться, когда вырастешь?

– Не. Я как тятя буду.

– А чем отец занимается? Небось, по торговой части? Купец, богатый гость?

Мальчик наморщил лоб:

– Не. Он главный. На коне золотом, на Кояше.

И похвастался:

– Я Кояша кормил. Яблоком. Надо только на ладошке давать, а не в кулаке, а то он пальцы откусит.

– Так это княжич, что ли? – забеспокоился десятник. – Такой же рудый, будто костёр на головушке. Роман Дмитриевич, никак. А где няньки-мамки твои?

– Там, – мальчонка махнул в сторону княжеских шатров, – я от них убёг.

– Чего сбежал-то?

– Скучно. Тятя всё по крепости ходит, и дядька Жук с ним, и Сморода-боярин. А няньки глупые, ахают: «Надень овчину, от реки дует». Это летом-то! Дурные бабы. Будто я девчонка какая.

– Пойдем-ка, княжич, – строго сказал десятник и протянул широкую лапищу, – они там обыскались уже, небось.

Мальчик взял бородатого дядьку за руку и пошагал рядом. Дорога вышла долгая: то надо было сбить головку одуванчика, чтобы посмотреть, как ветер уносит лёгкие семена, то потрогать палкой отливающего синевой длинноусого жука.

Навстречу уже бежали две толстые тётки: раскрасневшиеся, хватающие воздух раззявленными ртами.

– Ваша потеря? – спросил десятник. – Что же так службу исполняете, полоротые.

Одна совсем запыхалась – только стояла, выпучив глаза да хлопая губами, будто рыба на берегу.

Вторая, помоложе да побойчее, упёрла руки в бока:

– Чего это «полоротые»? Иди ко мне, Ромушка, соколик наш ясный. Не обидели тебя?

– Не, – помотал головой мальчик, – я плотником теперь буду, чтобы стружки делать.

– Ты же князем хотел, как отец? – спросил десятник, улыбаясь в бороду.

– Ну, с утра побуду немножко князем, а потом плотником.

– Хватит болтать-то, – прикрикнула молодуха на десятника, – задурили ребятёнку голову.

Наклонилась, запричитала:

– Весь перемазался в смоле-то. Пошли, Ромушка, полдничать пора. Нечего с мужиками дружбу водить, с лапотниками.

– Эх, задрать бы тебе подол да всыпать, толстомясой, – усмехнулся десятник, – чтобы княжичей не теряла.

– Ишь ты, ловкий какой, подолы он задирать собрался. Иди, иди себе.

– До свидания, дяденька, – помахал ручонкой княжич, – я завтра приду.

* * *

Тихоня – речка скромная, это из прозвища ясно. Течёт себе, не спеша. Задумается о чём-то, запетляет. Потом очнётся – и вновь прямо бежит.

Гостеприимна и добра Тихоня: и юный ручей примет в свои прозрачные струи, и протоку из болота сарашей. Приходит на её берег всякий лесной зверь: и пугливый олень с грустными глазами, и гордый лось. Старая кабаниха приводит свой весёлый табор и внимательно вслушивается в шуршание камышей, пока полосатые малыши окунают пятачки в чистую воду – всем Тихоня рада, всех напоит, жажду утолит.

А в конце пути ждёт мать-река, имя которой Итиль, или Волга. Наша скромница присоединится незаметно, вольётся в могучий поток – и понесётся на полдень, неразличимая уже среди остальных.