Незабываемое - читать онлайн книгу. Автор: Анна Ларина-Бухарина cтр.№ 93

Слушая Ежова, жалкий, низвергнутый Ягода, пока еще член ЦК, по словам Н. И., сидевшего неподалеку от него, неуверенным голосом, как бы для себя самого, негромко произнес:

— Как жаль, что я не арестовал вас, когда еще мог!

Следующими объектами нападок Ежова стали Рыков и Бухарин. Их он обвинял в связи с контрреволюционными троцкистами, в организации заговора, и уже прозвучал лейтмотив всех процессов: причастность к убийству Кирова.

— Молчать! — крикнул гневным тоном возмущенный Бухарин, когда вспомнили Кирова. — Молчать! Молчать!

Все обернулись в сторону Бухарина, но не произнесли ни единого слова.

После выступления Ежова было несколько минут перерыва, которыми воспользовался Рыков и подошел к Н. И.

— Надо мобилизовать все силы для борьбы с клеветой. Отягчающим обстоятельством является самоубийство Томского, — сказал Алексей Иванович.

— Одна надежда — переубедить Сталина, иначе ничего не получится, — ответил Бухарин.

— Николай! Ты ошибаешься, надо, чтобы нам поверили члены Политбюро и члены ЦК — пошли против Кобы, — тихо шепнул ему Рыков.

После перерыва коротко, но злобно выступил Каганович. Он «передумал» и стал верить «б…» Сокольникову, показаниям Зиновьева и Каменева и не верить Бухарину. Молотов соревновался с Кагановичем в нападках на Рыкова и Бухарина.

В защиту Бухарина и Рыкова на пленуме не выступил никто. Лишь Серго Орджоникидзе прерывал речь Ежова вопросами, пытаясь разобраться в происходящем кошмаре, и тем самым проявлял некоторое недоверие новому наркому Поведение остальных можно выразить словами Пушкина: «Народ безмолвствует».

Наконец слово взял Сталин (передаю по памяти со слов Бухарина):

— Не надо торопиться с решением, товарищи. Вот против Тухачевского у следственных органов тоже имелся материал, но мы разобрались, и товарищ Тухачевский может теперь спокойно работать!.. Я думаю, Рыков, быть может, знал что-нибудь о контрреволюционной деятельности троцкистов и не сообщил партии. В отношении Бухарина я пока и в этом сомневаюсь (умышленно отделил Бухарина от Рыкова. — А.Л.). Очень тяжко для партии говорить о преступлениях в прошлом таких авторитетных товарищей, какими были Бухарин и Рыков. Потому не будем торопиться с решением, товарищи, а следствие продолжим.

Все было заранее спланировано у вождя. И тонко же умел обманывать Иосиф Виссарионович! Товарищу Тухачевскому, присутствовавшему на пленуме, он был кандидатом в члены ЦК ВКП(б), вместо спокойной работы через несколько месяцев он обеспечил «вечный покой». Что касается Бухарина — вместо обещанной работы в редакции дал команду о возобновлении следствия, которое, надо думать, ни на один день и после заявления прокуратуры 10 сентября 1936 года не прекращалось. В НКВД лихорадочными темпами фабриковались клеветнические материалы против Бухарина и Рыкова. Вот что значила казалось бы самая умеренная в сравнении с предыдущими выступлениями речь вождя.

После короткой, но многообещающей речи Сталина Н. И. решился подойти к нему. Их разговор передаю с максимальной точностью, как рассказывал мне Н. И.

— Коба! — сказал он. — Надо проверить работу НКВД, создать комиссию и расследовать, что там творится. До революции, во время революции и в тяжкие годы после ее совершения мы служили только революции. А теперь, когда трудности уже позади, ты веришь клеветническим показаниям? Хочешь выкинуть нас на грязную свалку истории? Опомнись, Коба!

— Ты что, хочешь сказать о своих прошлых заслугах, никто их у тебя не отнимает, — ответил Сталин безразличным тоном, — но они же и у Троцкого были. Мало у кого было столько заслуг перед революцией, сколько было у Троцкого, между нами говоря, между нами говоря (он делал акцент на «и» — «мижду нами говоря»), — дважды повторил Сталин, погрозив указательным пальцем, очевидно, предостерегая Бухарина, чтобы не разболтал он сказанное им о Троцком на том свете (разболтал-таки на этом, мне-то успел рассказать). Затем Коба отошел в сторону, не желая продолжать разговор.

Прошло около трех мучительных месяцев с Декабрьского 1936 года до Февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. Бухарин провел их главным образом в небольшой комнатке, бывшей спальне Сталина: после гибели Надежды Сергеевны Сталин попросил Бухарина поменяться с ним квартирами.

Обстановка нашей комнаты была более чем скромной: две кровати, между ними тумбочка, дряхлая кушетка с грязной обивкой, сквозь дыры которой торчали пружины, маленький столик. На стенке висела тарелка темно-серого репродуктора. Для Н. И. эта комната удобна была тем, что в ней были раковина и кран с водой; здесь же дверь в небольшой туалет. Так что Н. И. обосновался в той комнате прочно, почти не выходя из нее.

25 декабря 1936 года по радио он слушал речь Сталина на Восьмом чрезвычайном съезде Советов о новой, Сталинской Конституции, принятой 5 декабря. В обсуждении и написании Конституции Н. И. принимал непосредственное участие, поэтому свое отсутствие на съезде отверженный Бухарин переживал особенно тяжко. Но в еще большей степени угнетала его атмосфера на Декабрьском пленуме. Ведь только он и, очевидно, Рыков просили Сталина создать комиссию для расследования деятельности НКВД. Все присутствующие на пленуме молчали. «Может, придет время, — сказал Н. И., — когда они все окажутся неугодными свидетелями преступлений и тоже будут уничтожены!» Хотя сам он считал, что при абсолютной диктатуре Сталина каждого, выступившего в защиту его и Рыкова, кара постигла бы немедленно. Тем не менее пережить молчание товарищей было невероятно тяжело. Ему вспомнилась древняя египетская сказка: хоронили фараона, на похороны его собрались не только друзья, но и враги. Враги пришли, чтобы выразить свою ненависть к умершему, и забросали мертвого фараона камнями. Покойник оставался лежать неподвижно. Затем один из тех, кого фараон считал своим другом, тоже бросил в него камень. И вдруг умерший повернул голову в его сторону и громко застонал. «Вот и у меня душа стонет, стонет так, что невозможно вытерпеть». Н. И. сказал это с такой болью и взгляд его был столь трагическим, что показалось мне в тот миг, что я услышала душевный стон.

Через некоторое время, ближе к концу декабря, стали поступать показания против него, Рыкова и Томского, явно добытые пытками. Показания эти рассылались всем членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б) как материалы к предстоящему Февральско-мартовскому пленуму 1937 года для создания соответствующего настроения. Показания были хорошо срежиссированы: не противоречили одно другому. Назывались одни и те же даты конспиративных собраний, места сборищ «заговорщиков». Некоторые тайные собрания проходили при Бухарине, иные — в его отсутствие, но кто-нибудь из присутствующих обязательно передавал директиву Бухарина или Рыкова (Томского упоминали тоже, но реже, он ушел из жизни сам, зачем же было тратить время на вымогательства показаний против него), что со свержением правительства, убийством Сталина, «дворцовым переворотом» с целью восстановления капитализма в СССР (иная формулировка не устраивала монарха-диктатора) надо торопиться!

— Здорово состряпано! — сказал Н. И. — Если бы я был не я, а человек незнакомый, я бы всему поверил.