Незабываемое - читать онлайн книгу. Автор: Анна Ларина-Бухарина cтр.№ 105

Через две недели фотографии были готовы, я попыталась связаться с Коганом. После моих многократных звонков преемник Когана сообщил:

— Следователь Коган в длительной командировке, звонить ему не имеет смысла.

Кто пережил то время, помнит, что означала «длительная командировка». Звонить и узнавать о Н. И., передать фотографии мне разрешено не было.

Возвращаюсь снова к Февральско-мартовскому пленуму. Информация, которую я получала непосредственно от Н. И., оборвалась 27 февраля, в день, когда Бухарин с пленума не вернулся и был арестован одновременно с Рыковым.

Дальнейшие подробности мне стали известны от жен, мужья которых присутствовали на пленуме и были арестованы после Бухарина, но расстреляны до него. Сведения я получила главным образом от Сарры Лазаревны Якир, Нины Владимировны Уборевич и жены Чудова, Людмилы Кузьминичны Шапошниковой. Все трое рассказали мне одно и то же. Поэтому предполагаю, что информация точна.

Решение комиссии было оглашено в присутствии Бухарина и Рыкова, после чего они были арестованы и уведены с пленума под конвоем. Решение гласило: «Из ЦК вывести, из партии исключить, арестовать, следствие продолжить». Оно носило приказной характер не было обсуждено и проголосовано пленумом.

Вряд ли обвиненные в предательстве Бухарин и Рыков смогли сказать свое последнее слово. Сомневаюсь, чтобы им была предоставлена трибуна. Слышала, что, уходя в тюрьму, они ограничились лишь репликами о своей невиновности.

Многие интересовались, были ли на Февральско-мартовском пленуме выступления в защиту Бухарина и Рыкова. Могу с уверенностью сказать, что в присутствии Бухарина таких выступлений не было, об этом мне рассказывал сам Н. И.

Как вели себя члены ЦК, когда и Бухарин, и Рыков ждали решения комиссии и на пленуме отсутствовали, как вели себя после их ареста, мне знать не дано.

После моего возвращения в Москву просочились слухи из различных источников, будто бы в защиту Бухарина и Рыкова на Февральско-мартовском пленуме выступили П. П. Постышев, в то время секретарь ЦК КП(б)У, и Г. Н. Каминский, наркомздрав РСФСР. Они требовали доставить на пленум осужденных, но оставшихся в живых после недавно прошедшего процесса Г. Я. Сокольникова и К. Б. Радека и устроить им перекрестный допрос — очные ставки в присутствии собравшегося пленума. Однако Сталин счел излишним вызывать на пленум осужденных «врагов народа», заявив при этом, что очные ставки Бухарина с Сокольниковым и Радеком были проведены в присутствии многих членов Политбюро (Сокольников не вызывался на очную ставку в Политбюро. С кем и где проходили очные ставки А. И. Рыкова, мне неизвестно) и что Сокольников и Радек подтвердили свои показания против Бухарина. И если члены ЦК доверяют своему Политбюро, повторные очные ставки не нужны. Так Сталин отверг предложение Постышева и Каминского.

Насколько эта информация точна, не решаюсь сказать. Момент был упущен, большинство членов ЦК были обречены. Постышеву и Каминскому осталось жить недолго. (Слышала от репрессированных жен бывших сотрудников НКВД, что арестованный Каминский, когда его вели на допрос, во весь голос крикнул: «Товарищи, провокация!»)

0 мужественном поведении И. Э. Якира, входившего в комиссию по решению судьбы Бухарина и Рыкова и воздержавшегося от голосования, я узнала от жен Якира, Уборевича (Иерониму Петровичу сообщил об этом сам Якир), наконец, то же говорила мне жена Чудова. Учитывая ситуацию, поступок Якира можно приравнять к выступлению в защиту Бухарина и Рыкова.

Как вели себя в комиссии М. И. Ульянова и Н. К. Крупская, узнать от жен военных мне не удалось. В это они посвящены не были. Но Л. К. Шапошникова рассказала мне со слов Чудова, что на комиссию они не явились. Иных подтверждений у меня нет. Но, похоже, так оно и было. Они-то хорошо понимали (уже знали), что изменить решение Сталина невозможно…

Однако я убеждена в том, что, если документ голосования в комиссии (оно, как рассказали мне те же жены, было поименное) и сохранен для истории, он сохранен лишь в том виде, как того пожелал Сталин.

Именно поэтому документ о составе комиссии и ходе обсуждения, на котором основываются Г. Бордюгов и В. Козлов в статье «Николай Бухарин. Эпизоды политической биографии» ^[113] и Д. Волкогонов в работе «Триумф и трагедия» (политический портрет Сталина) ^[114], не вызывает у меня доверия. На основе оставленного для истории документа можно заключить, что комиссия была куда многочисленней, чем об этом рассказывал мне Бухарин. Возможно, Н. И. упомянул лишь главных членов комиссии, не исключено, что в комиссию были введены дополнительно не члены Политбюро уже после ухода Бухарина и Рыкова с пленума.

Подозрение вызывают противоречия между данными о поведении на комиссии Якира, полученными мною, и тем, как оно отражено в документе.

На комиссии якобы обсуждались три варианта решения:

1. Ежова — самый суровый: исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и предать их суду Военного трибунала с применением высшей меры наказания — расстрела.

2. Постышева — предать суду без применения расстрела.

3. Сталина — суду не предавать, направить дело Бухарина и Рыкова в НКВД для дополнительного расследования.

В конце концов все присоединились к предложению Сталина.

Так вот, судя по этому документу, Якир придерживался варианта Ежова — расстрелять. По сведениям, взятым, очевидно, из того же документа, Д. Волкогонов сообщает, что даже после на первый взгляд более гуманного предложения Сталина Якир и Косарев продолжали настаивать на расстреле. Не потому ли, учитывая «кровожадность» Якира, проявленную на комиссии, один из ответственных сотрудников следственного отдела НКВД Я. Н. Матусов во внутренней тюрьме на Лубянке сказал мне: «Вы думали, что Якир и Тухачевский спасут вашего Бухарина, а мы работаем хорошо, и сделать это им не удалось».

Многим членам комиссии, в том числе и А. Косареву, оставалось жить недолго, Якиру и вовсе чуть больше двух месяцев, и оставить свидетельство для истории, какое было угодно диктатору, ничего не стоило. Кстати, Нина Владимировна Уборевич рассказала мне о поведении Якира на комиссии по собственной инициативе — «он был единственным, кто воздержался от голосования».

Рой Медведев в своей работе «О Сталине и сталинизме» ^[115]основывается, очевидно, на другом документе (хотя в данном случае документ может быть только один), когда сообщает, что голосование было поименное (что совпадает с рассказами репрессированных жен), но в алфавитном порядке. Поэтому все, кто голосовал до Сталина, голосовали за расстрел, все, кто после, — так же, как Сталин. Но в этом случае Фортуна Якиру улыбнулась…

Где же правда? Я свое мнение достаточно четко выразила. Предоставляю возможность подумать об этом своему читателю.