Смертельная любовь - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Кучкина cтр.№ 24

* * *

Он еще помнил ее всю, со всеми малейшими ее осо-бенностями, помнил запах ее загара и холстинкового платья, ее крепкое тело, живой, простой и веселый звук ее голоса… Чувство только что испытанных наслаждений всей ее женской прелестью было еще живо в нем необыкновенно, но теперь главным было все-таки это второе, совсем новое чувство – то странное, непонятное чувство, которого совсем не было, пока они были вместе, которого он даже предположить в себе не мог, затевая вчера это, как он думал, только забавное знакомство, и о котором уже нельзя было сказать ей теперь! – «А главное, – подумал он, – ведь и никогда уже не скажешь! И что делать, как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой, в этом богом забытом городишке над той самой сияющей Волгой, по которой унес ее этот розовый пароход!..»

Он лежал, подложив руки под затылок, и пристально глядел перед собой. Потом стиснул зубы, закрыл веки, чувствуя, как по щекам катятся из-под них слезы, – и наконец заснул, а когда снова открыл глаза, за занавесками уже желтело вечернее солнце. Ветер стих, в номере было душно и сухо, как в духовой печи… И вчерашний день и нынешнее утро вспоминались так, точно они были десять лет тому назад…

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

«Жарким летним утром 1900 года с Курского вокзала отходит курьерский поезд. Перед самой отправкой к окну снаружи подходит кто-то в черной тирольской разлетайке. С ним высокая женщина. Она, вероятно, приходится ему матерью или старшей сестрой…

В пути, ближе к Туле, эта пара опять появляется у нас в купе».

Так начинается автобиографическая проза Бориса Пастернака, названная им «Охранная грамота» и посвященная памяти знаменитого австрийского поэта Райнера Мариа Рильке.

Боре Пастернаку – 10 лет. «Кто-то в черной тирольской разлетайке» – 25-летний Райнер Рильке, уже год как знакомый с Бориным отцом, художником Леонидом Пастернаком. «Высокая женщина» – по-видимому, Лу Андреас-Саломе, уроженка Петербурга, возлюбленная Рильке, старше него на 14 лет.

Из дальнейшего разговора становится понятно, что пара направляется к Софье Андреевне Толстой, с которой увлеченный музыкой мальчик Боря знаком, потому что она ездит в Москву на симфонические концерты «и еще недавно была у нас». Курьерский не останавливается в Козловске-Засеке, откуда можно добраться до Ясной Поляны на извозчике, «и они не уверены, скажет ли оберкондуктор машинисту вовремя придержать у Толстых».

Поезд все же приостановится на полустанке – оберкондуктор успел.

«Нам машут на прощанье платками, мы отвечаем. Еще видно, как их подсаживает ямщик… Сейчас он тронет… Лицо и происшествие забываются, и, как можно предположить, навсегда».

* * *

Ни происшествие, ни лицо не были забыты никогда. В письме 1956 года Пастернак расскажет адресату о значении для него Райнера Рильке:

«Он сыграл огромную роль в моей жизни, но мне никогда в голову не приходило, что я мог бы осмелиться ему написать, пока по прошествии двадцати лет оказываемого на меня и ему не ведомого влияния я вдруг не узнал (это упомянуто им в его письме моему отцу), что стал известен ему… Только тогда я в первый раз в жизни подумал, что мог бы написать ему».

Строчка из письма отца 17 марта 1926 года:

«…он о тебе, Боря, с восторгом пишет».

Вот что писал Рильке:

«…с разных сторон меня коснулась ранняя слава Вашего сына Бориса. Последнее, что я пробовал читать, находясь в Париже, были его очень хорошие стихи в маленькой антологии, изданной Ильей Эренбургом».

Россия, где живет Пастернак, не имеет отношений с Швейцарией, где живет Рильке. Но есть Франция, где живет Цветаева. Пастернак просит Рильке не отвечать на его письмо («не тратить… драгоценного времени»), а послать свои книжки «Сонеты к Орфею» и «Дуинезские элегии» Цветаевой во Францию. Это будет знак, что письмо получено и прочтено.

Почему Цветаева? Не только потому, что географией можно обмануть политику. И не только потому, что она тоже влюблена в поэзию Рильке.

Для Пастернака этого периода не было поэта выше Цветаевой. Когда ее назвали первым поэтом, он, до невозможности чуткий к слову и к тому, что за словом, выказал решительное несогласие:

«…Ты большой поэт. Это загадочнее, превратнее, больше “первого”. Большой поэт – сердце и субъект поколенья. Первый поэт – объект дивованья журналов…»

И снова:

«Прямо непостижимо, до чего ты большой поэт!»

И в другом месте:

«Как удивительно, что ты – женщина».

Он попал в точку, возможно, даже не зная того. Не знание, но чувство, выше знания, владело им и открывало ему миры.

Женщина до мозга костей, Цветаева как будто и не была женщиной вовсе.

В дневнике 1919 года она пометит:

«Мое требованье – всегда просьба, моя просьба – всегда требованье».

Просила и требовала одного – любви. Но не той и не так, как у обыкновенных людей.

Исследователи составят «дон-жуанский» список Марины: