После сего позвали его к Государю. Выходя из кабинета Его Величества, генерал Кутузов мне сказал:
– Дело решено – я назначен главнокомандующим обеих армий. Но, затворяя уже дверь кабинета, я вспомнил, что у меня ни полушки нет денег на дорогу, я воротился и сказал: «Mon maitre, je n’ai pas un sou d’argent. [«Государь, у меня нет ни копейки денег»]. Государь пожаловал мне 10 000 рублей.
Простясь со мной, генерал Кутузов уехал, и мне более не случалось уже с ним никогда видеться.
Из воспоминаний А.-Л.-Ж. де Сталь-Гольштейн
Мне довелось видеть князя накануне его отъезда. Это был старец весьма любезный в обращении; в его лице было много жизни, хотя он лишился одного глаза и получил много ран в продолжение пятидесяти лет военной службы. Глядя на него, я боялась, что он не в силе будет бороться с людьми суровыми и молодыми, устремившимися на Россию со всех концов Европы.
Но русские царедворцы, изнеженные в Петербурге, в войсках становятся татарами, и мы видели на Суворове, что ни возраст, ни почести не могут ослабить их телесную и нравственную энергию. Растроганная покинула я знаменитого полководца. Не знаю, обняла ли я победителя или мученика, но я видела, что он понимал величие подвига, возложенного на него.
Перед ним стояла задача восстановить добродетели, насажденные христианством, защитить человеческое достоинство и его независимость; ему предстояло выхватить все эти блага из когтей одного человека, ибо французы, немцы и итальянцы, следовавшие за ним, неповинны в преступлениях его полчищ. Перед отъездом Кутузов отправился молиться в церковь Казанской Божией Матери, и весь народ, следовавший за ним, громко называл его спасителем России.
Какие мгновения для простого смертного! Его годы не позволяли ему надеяться пережить труды похода, однако в жизни человека бывают минуты, когда он готов пожертвовать жизнью во имя духовных благ.
Из «Походных записок артиллериста. 1812–1816» И. Т. Радожицкого
[156]
Минута радости была неизъяснима: имя этого полководца произвело всеобщее воскресение духа в войсках, от солдата до генерала. Все, кто мог, полетели навстречу почтенному вождю принять от него надежду на спасение России. Офицеры весело поздравляли друг друга со счастливою переменой обстоятельств; даже солдаты, шедшие с котлами за водой, по обыкновению вяло и лениво, услышав о приезде любимого полководца, с криком «ура!» побежали к речке, воображая, что уже гонят неприятелей.
Тотчас у них появилась поговорка: приехал Кутузов бить французов!.. Старые солдаты припоминали походы с князем еще при Екатерине, его подвиги в прошедших кампаниях, сражение под Кремсом, последнее истребление турецкой армии на Дунае – все это было у многих в свежей памяти. Вспоминали также о его чудесной ране от ружейной пули, насквозь обоих висков.
Говорили, что сам Наполеон давно назвал его старой лисицей, а Суворов говаривал, что Кутузова и Рибас не обманет. Такие рассказы, перелетая из уст в уста, еще более утверждали надежду войск на нового полководца, русского именем, умом и сердцем, известного знаменитостью рода, славного многими подвигами – одним словом, с приездом в армию князя Кутузова во время самого критического положения России, когда провидение наводило на нее мрачный покров гибели, обнаружилось явно, сколь сильно́ было присутствие любимого полководца воскресить упадший дух русских как в войске, так и в народе.
Что любовь войска к известному полководцу есть не мечта, а существенность, проводящая чудеса, то показал всему свету незабвенный для славы России Суворов, с горстью сынов ее.
Князь Кутузов, приехавши к армии, узнал, чего желают нетерпеливо русские. Для утоления жажды их мщения он видел необходимость дать генеральное сражение, но равнины за Вязьмою не представляли удобств расположить выгодным образом все рода войск, и потому он решился отступить еще далее, приняв уже грозный вид защитника России.
Наполеон в Вязьме узнал о прибытии к нам нового главнокомандующего; он вспомнил о старой лисице и, кажется, взял более предосторожности в наступательном действии, позволив нам 18-го августа иметь дневку.
20-го августа, отойдя верст 5 за гор. Гжатск, стали мы в боевую позицию при д. Дурыкиной. Квартирьеры, в числе которых и я находился, занимали места тут в ожидании решительного боя.
Мы узнали, что Наполеон, занявши Гжатск, остановился с войсками, чтобы дать им отдохнуть и освежиться для генерального сражения, которого ожидал от князя Кутузова. Нас порадовало еще другое известие – о прибытии к армии современника Суворова, русского витязя генерала Милорадовича с 15 000 молодого войска. Все принимало лучший вид, приходило в надлежащий порядок; все обновлялось. Уже стали слышны в биваках песни и музыка, чего давно не бывало. Несмотря на то, что отступление продолжалось, мы думали идти навстречу французам. Столько присутствие князя Кутузова воскресило дух во всех войсках.
Из «Записок о 1812 годе» С. И. Глинки
[157]
Михаил Илларионович Кутузов
Назначение Кутузова главнокомандующим произвело общий восторг и в войске, и в народе. До этого еще времени без всякой взаимной смолвки, в один и тот же день, то есть июля 15-го, был он избран в начальники ополчения и на берегах Невы, и на берегах Москвы-реки.
Госпожа Сталь, гонимая Наполеоном за резкие и смелые отзывы, находясь тогда в Петербурге, явилась к Кутузову, преклонила перед ним чело и возгласила своим торжественным голосом: «Приветствую ту почтенную главу, от которой зависит судьба Европы». Полководец наш ловкий и на поле битв, и в обращении светском, не запинаясь, отвечал: «Сударыня! Вы дарите меня венцом моего бессмертия!»
Некоторые это иначе высказывают: но тут дело не в словах, а в том, что дочь того Неккера, который 1789 года почитался решителем судьбы Франции, как будто бы свыше вызвана была на берега Невы вестницею о новом жребии и Франции, и Европы. Петербург, Москва, Россия ожидали от Кутузова новой славы, новых побед, а усердные родные заранее венчали его и славою, и победами. На все приветствия опытный полководец отвечал: «Не победить, а дай Бог обмануть Наполеона!».
Барклай-де-Толли
Кутузов и обманул, и провел Наполеона, затерявшегося в прежнем Наполеоне Бонапарте; а на челе Барклая-де-Толли не увяла ни одна ветка лавров его. Он отступал, но уловка умышленного отступления – уловка вековая. Скифы Дария, а парфяне римлян разили отступлениями. Не изобрели тактики отступлений ни Моро, ни Веллингтон.