Анна Иоанновна - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Курукин cтр.№ 8

Страница

Нежностей, а особенно жалоб Пётр не любил, деньгами не баловал — лично утверждал расходы и поставки к маленькому двору; так, герцогине полагалось пять вёдер простого хлебного вина и шесть вёдер разных импортных водок. Царь смотрел на Анну как на фигуру в шахматной партии. Без его разрешения она не имела права выезжать из Курляндии. Но когда в герцогстве возникали проблемы — например недоразумения между Фердинандом и курляндским рыцарством или приезд польских официальных лиц, — то царь приказывал племяннице на время отъехать в Ригу (однажды она прожила там почти год, с августа 1720-го по май 1721 года), а потом возвращал обратно. Так и тянулись для неё год за годом в окружении маленького двора со столь же малыми заботами. Анна писала жене своего камер-юнкера Козодавлева по возвращении в Митаву из Москвы, куда ездила на коронацию Екатерины I:

При этом император и другие окрестные «потентаты» не оставляли брачных видов на Анну. В 1715–1719 годах кандидатами на её руку перебывали герцог Иоганн Адольф фон Саксен-Вейсенфельс, английский герцог Джеймс Батлер Ормонд, саксонский генерал-фельдмаршал граф Яков Генрих фон Флеминг, племянник прусского короля маркграф Фридрих Вильгельм фон Бранденбург, вюртембергский принц Карл Александр. Порой дело доходило даже до составления брачного договора, но в итоге все женихи так и остались ни с чем, поскольку не устраивали либо Петра, либо его соседей — монархов Польши и Пруссии. В России она никому не была нужна — там при дворе блистала другая Анна, дочь Петра и Екатерины, которой в 1722 году восторгался французский посол Жан Жак Кампредон: «…красавица собой, прелестно сложена, умница, ни нравом, ни манерами не напоминающая русскую».

На мгновение мелькнул в Курляндии камер-юнкер жены Петра I Виллим Монс. Молодой красавец настолько привлёк внимание Анны, что очередная возлюбленная приревновала его к герцогине и ему пришлось оправдываться. «Не изволите за противное принять, — писал камер-юнкер своей знакомой, — что я не буду к вам ради некоторой причины, как вы вчерась сами слёзы видели; она чает, что я амур с герцогинею курляндскою имею. И ежели я к вам приду, а ко двору не пойду, то она почает, что я для герцогини туда пришёл». Придворная красавица зря ревновала Монса к Анне — у него уже начался «амур» с особой куда более высокого положения — самой царицей . Но краткую поездку фаворит императрицы запомнил и даже впоследствии заказывал себе в Курляндии башмаки.

В 1719 году в гости к Анне приезжала сестра, мекленбургская герцогиня Екатерина — жаловалась на самодура-мужа, которого император лишил герцогства. Оставив Мекленбург, она с дочерью Анной Елизаветой Христиной летом 1722 года вернулась в Россию и больше не общалась с супругом, хотя официально их брак так и не был расторгнут. Она жила в старом Измайловском дворце. Дневник голштинского камер-юнкера Фридриха Берхгольца запечатлел её домашний обиход, сочетавший светские приёмы и старомосковские развлечения: «Герцогиня женщина чрезвычайно весёлая и всегда говорит прямо всё, что ей придёт в голову, а потому иногда выходили в самом деле преуморительные вещи… Когда мы побыли немного в приёмной комнате, герцогиня повела нас в спальню, где пол был устлан красным сукном, ещё довольно новым и чистым (вообще же убранство их комнат везде очень плохо), и показывала нам там свою собственную постель и постель маленькой своей дочери, стоявшие рядом в алькове; потом заставила какого-то полуслепого, грязного и страшно вонявшего чесноком и пбтом бандурщика довольно долго играть и петь свои и сестры своей любимые песни, которые, кажется, все были сальны, потому что принцесса Прасковия уходила из комнаты, когда он начинал некоторые из них, и опять возвращалась, когда оканчивал. Но я ещё более удивился, увидев, что у них по комнатам разгуливает босиком какая-то старая, слепая, грязная, безобразная и глупая женщина, на которой почти ничего не было, кроме рубашки, и которой позволили стоять в углу около нас… Я никак не воображал, что герцогиня, которая так долго была в Германии и там жила сообразно своему званию, здесь может терпеть около себя такую бабу» .

Нравы петровского двора пришлись Екатерине Ивановне по душе. На вечеринках она плясала польский, выбирая себе кавалеров, спорила с немцами «за мекленбургское дело», посещала балы и маскарады, пировала при спуске на воду новых кораблей, устраивала у себя во дворце любительские комедии, каталась на санях — в общем, жила в своё удовольствие. Пусть старый дворец был неудобным, спектакли убогими, дамы не говорили по-немецки, блюда были дурно приготовлены — зато танцы «продолжались долее 10 часов», венгерское лилось рекой, а хозяйка от души стремилась веселить гостей.

Личная жизнь младшей сестры, Прасковьи, тоже устроилась, хотя и со скандалом: в 1724 году при дворе обнаружилась «амурная связь» майора гвардии Ивана Дмитриева-Мамонова с царевной, которая якобы родила в Москве мальчика . Император вспылил, даже отправил кого-то из слуг-пособников на дыбу, но в конце концов остыл. После смерти матери (она тихо скончалась в октябре 1723 года и была похоронена в новой столичной обители — Александро-Невском монастыре) Прасковье достались немалые владения, но бумаги царевны свидетельствуют, что жила она так же весело, как и сестра, занимая деньги (по 300–500 рублей) и закладывая драгоценности, чтобы содержать свой маленький двор, покупать новые туалеты, украшения, английское пиво, «бургонское» и «шемпанское» .

Анна о сестрах помнила, регулярно посылала им безыскусные письма. Так, 20 ноября 1725 года она писала в Петербург: «Государыня матушка моя царевна Прасковья Ивановна, здравствуй свет мой на многие лета. Прошу, свет мой, не оставить меня в письмах ваших о здоровьи государыни матушки-тётушки, государынь сестриц и о герцоговом здоровьи и о своём, чего от сердца желаю слышать. О себе вам, свет, доношу — в добром здоровье и остаюсь вашего высочества сестра Анна» .

Сестры Ивановны, разменявшие третий десяток лет, в качестве политических фигур не рассматривались, своих «партий» не имели, а потому никому не мешали, и им не было нужды притворяться и ловчить. Смерть Петра I, а затем и Екатерины I почти ничего не изменила в укладе измайловских обитателей — разве что жизнь старой столицы несколько оживило пребывание в ней в 1728–1729 годах двора юного императора Петра II. Здесь росла племянница Анны — полурусская-полунемецкая принцесса, не подозревавшая, что по воле тётки ей предстоит стать матерью императора, а затем и правительницей империи.

Анна же, как смогла, устроила своё женское счастье с помощью пожилого, но надёжного Бестужева. Поначалу обер-гофмейстер ей не понравился — он даже доложил царю, что «их высочествам не угоден» и Анна просит прислать вместо него её родственника Салтыкова. Однако постепенно отношения наладились. Бестужев вёл утомительные для вдовы хлопоты по имениям (удивительно, что герцогиня, на протяжении многих лет окружённая немцами, так и не выучила язык и впоследствии избегала на нём изъясняться), через него Пётр действовал при сношениях с курляндским дворянством и аккредитованными в Курляндии иностранными дипломатами. Бестужев ведал и доходами с имений — они направлялись в Петербург, а уже оттуда достаточная, по мнению царя, сумма передавалась тому же Бестужеву. Анна, в свою очередь, заботилась о семье своего управляющего, хлопотала перед императрицей Екатериной о его сыновьях и дочери, княгине Волконской.

Страница