Результат этого обращения потряс маршала настолько, что он до конца жизни так и не сумел избавиться от его последствий. Тояма, Утида и другие главы тайных обществ, многие из которых были земляками маршала, что в Японии тех лет было исключительно важно, его секретные вассалы, десятилетиями служившие ему верой и правдой, — все выступили против него. Народ узнал о кознях герцога против обожаемой божественной фамилии, и буря негодования и протестов захлестнула страну. На улицы Токио вышли демонстранты с плакатами «Смерть Ямагата!» — еще год назад такое нельзя было представить даже в страшном сне. 10 февраля 1921 года был опубликован официальный указ о помолвке наследного принца Хирохито — бывшего принца Мити с княжной Нагако. Униженный Ямагата подал прошение на высочайшее имя об отставке со всех постов и в мае того же года был обесчещен еще раз — очень по-японски: император отказал старому маршалу в его прошении, оставив на всех постах. Больше Ямагата ни разу не переступал порога императорских покоев и в феврале следующего, 1922 года умер. Популярный в то время публицист, ставший позже премьер-министром страны, Исибаси Тандзан точно заметил: «Думаю, не будет большой ошибкой утверждать, что многие действия в нашем правительстве и вокруг него направлялись с помощью нитей, которые держал в своих руках князь Ямагата Аритомо (хотя, конечно, эти действия могли быть обусловлены и многими другими причинами). А нити — это само по себе зло, даже если человек, держащий их в руках, не имеет злых умыслов… когда человек обладает огромной властью, то даже самые чистые и искренние его намерения нередко наносят непоправимый вред обществу»
[77].
Много лет спустя информированные источники прозрачно намекнули на причину поражения всесильного гэнро: императрица Садако обратилась за помощью к наставнику принца, который, как она видела, и сам неравнодушен к судьбе будущего императора и одновременно имеет на него некоторое влияние. Сугиура Дзюго — верный конфуцианским принципам служения повелителю, исполнил пожелание его матери и провел секретные переговоры с Тояма. Поговаривали, что помимо конфуцианских добродетелей речь в ходе встречи шла и о неких долгах, которые люди Тояма имели перед бывшим княжеством Сацума, откуда происходила невеста. Правда это или нет, неизвестно, но зато всем теперь известен результат: невестой, а потом и женой императора стала княжна Нагако. Ее кровь течет во всех следующих потомках правящей династии Японии, включая нынешнего императора, благодаря Сугиура Дзюго, человеку, имя которого тогда было известно лишь узкому кругу японского истеблишмента и остается почти неизвестным сейчас. Он выполнил свою миссию решительно и четко — как будто нанес противнику один-единственный, но смертельный удар мечом.
Конфликт был исчерпан, и 20 июня 1922 года объявили о свадьбе Хирохито и Нагако. На следующий день наставник кронпринца расстелил перед собой длинную полосу рисовой бумаги, обмакнул кисть в протертую почти насквозь за долгие годы занятий каллиграфией тушечницу и, на мгновение задумавшись, быстрыми, решительными мазками написал на бумаге стихотворение, как это было принято у самых образованных людей той поры, на китайском языке, в стиле знаменитого поэта средневекового Китая Ли Бо:
Отрицал доселе, а ныне принял.
К чему же длить пересуды?
Повторим всем миром заветы древних,
Что зовут к служению чести.
Так луна и солнце с небесных высей
Озаряют совместно землю
[78].
В японских традициях это стихотворение продолжают и продолжают переводить, перекладывать, пересказывать на понятный самим японцам язык. Одна из самых популярных версий такого «пересказа», выявления скрытого смысла, гласит: «В нашем мире слишком много людей, постоянно меняющих свое мнение. Поэтому стоит быть внимательным и не упускать из виду странного и ошибочного»
[79]. Сугиура Дзюго подвел черту под событиями последних лет — старый маршал Ямагата утратил боевой дух. Он перестал быть достаточно внимательным, упустив из сферы своего влияния связи Тояма Мицуру и Дзюго-сэнсэя, нарушил конфуцианские заповеди верности сюзерену. Эта ошибка стоила ему карьеры и привела к скорой смерти.
Ирония судьбы состоит в том, что и сам великий Сугиура был настолько невнимателен, что не заметил странностей в собственном доме. В том же 1922 году, 27 ноября, вышла замуж детская любовь Ромы Кима — Умэко. В эти же самые дни окончательно перестал существовать ее бывший воздыхатель — Кин Кирю и появился секретный агент Приморского подразделения Госполитохраны ДВР (ГПО) по кличке Мартэн. Круг замкнулся. Начался второй этап игр патриотов.
Сугиура Дзюго был избран преподавателем этики принца Хирохито или, как его часто называли, принца Тогу вовсе не за свою мягкость. Но и в школе Ётися воспитание напоминало обучение в военизированной школе, вроде наших кадетских корпусов, куда принимают маленьких детей. Своя форма, общежитие, построения на занятия, военизированные игры — всё это только по команде и под присмотром воспитателей. В этом не было ничего удивительного или экстраординарного для Японии начала XX века. Страна много воевала и даже в мирное время готовилась к войне. Каждый молодой человек обязательно должен был с наступлением определенного срока принести пользу своей стране, если не с винтовкой Арисака в руках, то пусть даже и с пером и бумагой — но в любом случае в обстановке, напоминающей военную. Железная дисциплина, преданность трону, искренняя любовь к своей стране, готовность ради этого переносить любые тяготы и лишения, а при необходимости и отдать свою жизнь за императора — вот в какой обстановке ковался характер маленького корейца, родственника убитой подданными этого самого императора королевы Мин. Это была чудовищная нагрузка на психику. Годами воспитываясь в атмосфере «банзай-патриотизма», Рома Ким возвращался во Владивосток на летние двухмесячные каникулы и должен был вспоминать, что на самом деле он не наследник самурайского клана и не жених дочери одного из серых кардиналов Японии, а то ли русский, то ли корейский патриот. По сути, каждый год он перевоспитывался своим отцом, чтобы вернуться в Токио, помня о главном — учиться ради победы над Японией, где снова подвергался перевоспитанию с прямо противоположными целями. Даже психолог затруднится объяснить, как это выдержала психика ребенка. Ясно одно: в душе у Романа Кима должна была жить либо совершенно ясная картина своего будущего и понимание того, кто он на самом деле и почему он здесь, либо — многолетнее смятение, затрудненная национальная самоидентификация и потерянность в определении своего настоящего и будущего. Его мозг и душа расстроились, сделав его патриотом сразу трех воюющих держав. Изменить положение теперь мог только он сам, приняв решение перестать быть игрушкой в руках судьбы и сделав главный выбор в своей жизни: с кем и против кого он вступит в войну. Ждать ее оставалось недолго.