Унесенные за горизонт - читать онлайн книгу. Автор: Раиса Кузнецова cтр.№ 56

― А что это означает «ГУПО»? ― спросила я.

― Как, вы ехали сюда, не зная, в какую организацию и зачем? ― удивился он. ― Воображаю, как вы напугались!

― Не скрою, было, немного переживала, хотя за собой грехов не знаю!

― Ну, извините, извините нас, пожарников! Сами понимаете, народ недостаточно культурный, да и мой посыльный, к сожалению, тоже. ГУПО ― это Главное управление пожарной охраны, я его начальник, а пригласили вас по совету Лазаря Матвеевича Шапиро, председателя ЦК нашего профсоюза. Мы хотим попросить у вас помощи. Скоро двадцатилетие пожарной охраны, и мы бы хотели выпустить книжку...

Горячая волна счастья едва не свалила с ног. Я мысленно чертыхнулась в адрес Шапиро и, размякшая, как сухарик в горячем чае, не нашла сил, чтобы отказаться от предложенной работы, даже когда узнала, что изучать необходимые для книжки материалы придется в этом здании, потому что выносить отсюда что-либо ― запрещено. В соавторы мне был предложен все тот же Лазарь Шапиро.

На другой день он появился в издательстве.

― Ну и сволочь же ты! ― сказала я вместо приветствия.

Лазарь засмеялся, попросил прощения и тут же сказал, что заниматься книгой времени у него нет, что он во всем полагается на меня и полностью «доверяет» изучение материала. Уже уходя, он вдруг наклонился над столом, посмотрел мне в глаза и спросил:

― Что, испугалась?

К великому нашему с Аросей огорчению, кропотливая работа с архивом отнимала все вечера, ведь днем я занималась издательскими делами. Шапиро устно подсказывал мне, что, по его мнению, следовало добавить, а писать книгу приходилось мне. Сроки торопили ― юбилей был уже в апреле.

К тому же я сильно уставала: давала о себе знать шестимесячная беременность.

Приступы у Эдика продолжались; по настоянию Сперанского его, а значит и Сонечку, надо было как можно скорее вывезти на дачу. Дача была летней, и требовалось как можно скорее превратить ее в зимнюю.

Заниматься ремонтом Арося, из-за моей занятости, вынужден был в одиночку. Он мотался на дачу почти каждый вечер. Лишь изредка помогал ему брат Сея, а иногда и мои братья ― Алеша и Сима.

Президиум ВЦСПС наконец поставил в повестку дня «Выводы комиссии». Заседание вел Н. М. Шверник.

Для обсуждения пригласили директора издательства Е. О. Лернер, главного редактора Георгиади, Сорокина и меня. Москатов быстро зачитал результаты обследования деятельности издательства. Они полностью совпадали с тем, о чем писала я в докладной. Но выводы комиссии возмутили: в них предлагалось освободить от работы не только директора, но и главного редактора ― Георгиади.

Я не выдержала, подняла руку и попросила слова. Кивком головы Шверник разрешил мне говорить.

Я произнесла горячую речь, критикуя действия Лернер и защищая Георгиади, который не мог отвечать за работу директора, потому что он пришел в издательство всего три месяца назад.

Меня выслушали, и, пока я усаживалась на свое место, выводы комиссии без каких-либо поправок были поставлены на голосование и дружно утверждены. С минуту я сидела ошарашенная.

― Работники «Профиздата», приглашенные на заседание, могут быть свободны, ― сказал товарищ Шверник.

Я вскочила и, задевая животом стулья, ринулась по проходу прямо к нему, уперлась руками в стол и, глядя в упор в его удивительно яркие синие глаза, испуганно забегавшие под очками, почти закричала:

― А куда можно жаловаться на вас?

― Но почему? Чем вы недовольны?

― Как чем? За чужие грехи президиум наказал сейчас Георгиади, совсем неповинного в развале работы издательства! Кто же работать будет?

Подбежала Николаева К. Н ^[47]., тоже секретарь ВЦСПС, сильно хлопнула меня по плечу:

― А, молодежь! На вас надеемся!

― Ну и что, ― непочтительно обернулась я к ней, ― при чем тут молодежь, я спрашиваю, за что Георгиади наказан?

― Хорошо, хорошо, товарищ Нечепуренко, ― миролюбиво улыбаясь, заговорил Шверник. ― Мы учтем ваше заявление, разберемся!

― Я верю вам, спасибо! ― Крепко пожала его мягкую, протянутую мне руку, пошла к выходу, затылком ощущая удивленные взгляды.

― Ну и поведение! ― не преминул высказать свое осуждение Сорокин.

Но я была слишком возбуждена, чтобы вступать с ним в пререкания. Самолюбие мое было полностью удовлетворено, когда вскоре последовало решение оставить Георгиади главным редактором издательства. Не знаю, было ли это результатом моего «заступничества», но это было справедливо, и это радовало ^[48].

С той поры я просто влюбилась в Шверника и всегда тепло вспоминала его добрую улыбку, его ярко-синие глаза.

В течение декабря и января произвели утепление дачи: сделали двойной, так называемый черный пол, двойные рамы на окнах, обили двери. Пришлось найти вторую няню: одной с детьми, с готовкой и топкой, конечно, было не справиться. Закупили несколько ящиков мандаринов, апельсинов и яблок. И 20 января 1938 года вывезли детей и нянек в Кучино.

Я собиралась присоединиться к ним в середине февраля, когда мне был обещан «декретный» отпуск, а пока мы оставались с Аросей в Москве и наслаждались давно забытой жизнью вдвоем, как «молодожены».

― Нельзя же бросить кормить ребенка, — рассуждал Арося, вспоминая прошлое лето и болезни Эдика. ― Малыш появится в конце марта ― в начале апреля. Месяц получишь по декрету, в мае ― очередной. А потом? Нет! Июнь, июль, август и даже сентябрь тебе надо взять за свой счет.

― А деньги? На что будем жить? ― робко возражала я.

Согласие от руководства на отпуск за свой счет я получила

В начале февраля 1938-го года наши дела казались нам особенно хорошими. Я закончила писать навязанную мне книжку к 20-летию пожарной охраны. Получила гонорар. Детки жили на даче, мы их навещали, пользуясь каждым свободным вечером. Наш сынок, лишь немного кривясь, принимал под конфету свое горчайшее лекарство, а Сонечка писала оперу под названием «Горемычная королева» и каждый раз представляла нам новые эпизоды, особенно забавно изображая басовые партии.