Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 23

Далее находился Физический кабинет с камином, первое упоминание о котором встречается также у Меермана. Он пишет, что кабинет декорирован в египетском и этрусском стиле. По другим источникам, в частности, по проекту Воронихина, мы знаем, что свод поддерживали мужские и женские фигуры египтян. Их присутствие обозначало плодородную силу огня, который выращивал из спермотозоида гомункула. Тут же находилась реторта.

При входе в зал стояли две колонны с капителями из цветов лотосов. Они символизировали Геркулесовы столбы — конец света в масштабах строгоновского владения, а также Яхина и Боаза, что описаны в Библии как принадлежность Соломонова храма и всегда изображались или ставились в масонской ложе, которая была моделью древней постройки.

Боаз и Яхин — два медных, латунных или бронзовых дверных столба, стоящие в притворе Храма Соломона — Первого Храма в Иерусалиме. Боаз, стоявший слева (северная колонна), символизировал разрушение, первозданный Хаос. Яхин, находившийся справа (южная колонна), — знак упорядоченности. Плетенная корзина стояла на каждой капители, украшенной лилями.

Опыт архитектурной реконструкции Физического кабинета, предпринятый совместно с художником И. Несветайло на основании проекта А. Воронихина 1796 г. и сохранившихся элементов отделки

В зале было два окна. Одно из них, восточное, было обращено на свободное место за храмом Рождества Богородицы, где уже строился Казанский собор. Просматривался он из Физического кабинета или нет — мы не знаем, но это подразумевалось. Второе окно, западное, смотрело во двор. Был или не был устроен садик, о котором писал А.Н. Воронихин 23 августа 1793 года, также не совсем ясно. Концепция алхимической анфилады как будто предусматривала вид природы как оппозицию виду собора. Замысел с пользой использовать большое пространство, невидимое из большинства парадных комнат и недоступное взору любопытных из-за внушительных ворот, появился сразу после отказа от почетного двора, и с этим решением связано, судя по всему, появление новой Парадной лестницы, входа с Невского проспекта и садика. Если сад появился в 1793 году, то, возможно, тогда же Воронихин устроил и новый вход. Когда хозяева перестали принимать гостей во дворе, у западного фасада задумали возвести деревянную пристройку, которая появилась только в 1833 году. В 1840-е годы в центре двора устроили голубятню. В год на кормление птиц выделялось 105 рублей 20 копеек.

Достоверно известно, что в 1908 году во дворе разбили садик, желая компенсировать утрату большого и знаменитого Строгоновского сада на Выборгской стороне Петербурга.

Как и в других случаях, Физический кабинет совершенствовался, причем самим Воронихиным. С течением времени он поставил за камином любопытную герму, представляющую Юпитера-Амона. Это было составленное из отдельных фрагментов гранитное изваяние с надписью на пьедестале «ARS ÆGIPTIACA PETROPOLI RENATA. MDCCCX» — «Дух (искусство) Египта в Петербурге возобновлен. 1810». Таким образом датировалась работа Самсона Суханова, вероятно, поставившая точку в 15-летнем оформлении интерьера. Созданием Физического кабинета Александр Сергеевич завершил, и это было логично, формирование музея, превратив свой дом в подобие средневекового замка. Строго говоря, Кабинет начинался в храме Кибелы, но очевидно, что тема собора «звучит» уже в зале для картин Гюбера Робера. Начинаясь у живописного изображения собора св. Петра, она заканчивалась видом реального храма. Столь же логично, на мой взгляд, начать этот «алхимический» путь в Большом зале от плафона Дж. Валериани. В таком случае жизненная коллизия Строгонова выявляется в его доме весьма явственно. Это — путь к храму. Мысль Александра Сергеевича относительно статуса дома развивалась разнонаправленно. Как собиратель, он хотел видеть как можно больше зрителей своих сокровищ. Как владелец лаборатории, он хотел ограничить доступ в свой мир.

Как рассказывалось выше, первоначально владельцы Строгоновского дома предполагали отделать в стиле барокко весь дом, который мог рассматриваться в качестве совершенного при четырех зданиях вокруг двора. Однако до создания Большого зала в северном корпусе и сооружения там церкви дело так и не дошло. По этой причине Большой зал апартаментов Александра оказался главным в доме. Одна из осей здания, проходящая через него, ведет к храму в соседнем квартале, который превратился в конечном итоге в великолепный и важнейший для Санкт-Петербурга собор иконы Казанской Божией Матери.

Идея строительства храма подчинила себе замысел дома, который надо понимать как путь к храму. Как было показано в начале книги, подобное понимание жилища являлось традицией рода. Новым было лишь движение через собрания Кабинета произведений человека и природы (натуры, как говорили в XVIII веке).

Несмотря на свое негативное отношение к быстрому строительству, в статусе наследника престола, именно великий князь Павел Петрович, став наконец императором, продемонстрировал классический пример подобной стройки при сооружении Михайловского замка. Колоссальное сооружение воздвигнули всего за четыре года. Имея исключительно прочные стены, оно не относится к числу плохо построенных зданий, но его отделку все же не завершили в соответствии с замыслом. Это общая проблема домов, особенно болезненная для общественных сооружений: их следует завершать ранее, чем поменяются вкусы заказчика.

Правда, причина спешки Павла I состояла не в желании наслаждаться собственной резиденцией, отвергнув Зимний дворец Франческо Растрелли, начатый при императрице Елизавете и завершенный при отце императоре Петре III. Дело в политике: прежнее здание не отражало взглядов монарха на необходимый образ дворца императора, претендовавшего на большее значение в Европе, чем его предшественники. Рассудительный и сомневающийся русский зодчий Василий Баженов, который выстраивал образ замка в начале 1790-х годов и потому претендовал на место архитектора, был отодвинут в сторону. По наметкам самого монарха стройку завершил энергичный итальянец Винченцо Бренна, он умел работать быстро и в точности исполнять волю сиятельного заказчика, какой бы странной она не являлась.

Примерно такие же сроки — три года — монарх отводил на сооружение Казанского собора на Невском проспекте. В данном случае отвергался Исаакиевский собор, его строительство не успела завершить мать монарха — императрица Екатерина II, правившая долго — целых тридцать четыре года. Проект Антонио Ринальди (пятикупольный храм с колокольней) начали исполнять в 1768 году, на шестом году ее правления. Тогда архитектору было 60 лет или около того. К моменту смерти Северной Минервы — 1796 год — собор был доведен только до карниза. Зодчий скончался двумя годами ранее — в 1794 году. Следовало одновременно решить две большие задачи: что-то сделать с Исаакиевским собором и построить Казанский собор.

Выполняя желание монарха, Винченцо Бренна с первой частью задачи справился быстро, уменьшив размеры верхней части здания и главного купола. Поскольку мрамор, заготовленный для облицовки верхней части Исаакиевского собора, был передан на строительство резиденции Павла I — Михайловского замка, собор достраивали с использованием кирпича. От возведения четырех малых куполов отказались. Подобное странное «полурешение» лишь откладывало решение проблемы. Очень скоро Исаакиевский стали перестраивать.