Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 129

План имения до Строгоновых

Был разработан маршрут въезда в имение, потребовавший устранения прежнего парадного круга, а также сноса некоторого количества тех крестьянских домов, что вместе с пахотной землей располагались между церковью и Поваренным ручьем.

В качестве «компенсации» в Тарасовой построили новые, образцовые, крестьянские дворы, распланированные и построенные по проекту профессионального архитектора (И.Ф. Колодина?) наподобие деревни Глазово близ Павловска. Она появилась на окраине парка императрицы Марии Федоровны в 1797–1799 годах и перестроили ее по проекту Карло Росси в 1815 году.

Глазово представляет собой первый пример использования мотивов русского народного зодчества в архитектуре XIX века. Вначале это было небольшое селение из нескольких дворов с традиционной для русских деревень линейной планировкой по обе стороны вдоль парковой дороги (в настоящий момент Луговая улица поселка Тярлево). Главная улица, устроенная Росси, в плане образует круг правильной геометрической формы диаметром около 230 метров. В центре круга устроен пруд также круглой формы диаметром 15 метров. Название, вероятно, связано с формой плана деревни, он выглядит как широко раскрытый глаз: пруд напоминает зрачок, газон вокруг него — зеленую радужную оболочку, Круговая улица — веки, парковые дороги — ресницы, Славянская (Нововесинская) дорога — бровь.

Колодин. План деревни Тарасова

Усадьбы состояли из замкнутого двора, образованного большим «Г»-образным в плане главным жилым домом-избой с хозяйственными постройками со стороны двора и с малым лицевым флигелем, и огорода. Прототипами для них послужили реальные крестьянские строения в дворцовых деревнях, окружающих Петербург. Бревенчатые дома с двускатными крышами, надворные постройки и ворота, богато оформленные резьбой, вносили черты русского национального колорита в парковый пейзаж.

В 1819 году архитектор О. Монферран, другой ведущий мастер александровской эпохи, создал свой проект избы, в скором времени, в 1823 году, его используют при возведении образцовых деревень (Верхнее Кузьмино, Редкое Кузьмино и Александровка), расположенных между Пулковскими высотами и Царским Селом, а также в увеселительном парке Екатерингоф. Еще одна Александровка, названная так в честь российского императора, чуть позже, в 1826–1827 годах, появилась и в Потсдаме, в данном случае как демонстрация тесных союзнических отношений между Россией и Пруссией.

Ей предшествовало другая «русская деревня» — Никольское, в которой, правда, появился всего один дом, в точности повторявший проект О. Монферрана. Смотрителем этой «избы» стал русский придворный кучер прусского короля, выглядевший в традиционной одежде настоящим живым стаффажем. ^[239] Подобная характеристика вполне может быть отнесена к крестьянам, нарисованным Е. Есаковым. В настоящий момент можно утверждать, что ранее Монферрана (или одновременно) какому-то петербургскому архитектору поручили устроить подобную «затею» и для графини Софьи Владимировны, чтобы украсить вид Марьино.

О. Монферран. Проект избы

Проект грота

Тарасова, как и ряд других деревень Строгоновой — Усадище, Острецова, Сидорова, Андрианово, Рублево, — издавна выстроились на правом берегу Тосны, река служила северной границей владения и играла роль главной коммуникации, прежде всего, для сплава леса — основного продукта здешних мест. Лишь две деревни Строгоновой, Авати и Новинка, находились на левом берегу Тосны. Усадеб в Тарасовой было немного — всего семь и едва ли их обитатели сидели постоянно в шелковых цветных рубахах, как они представлены на акварели Ермолая Есакова, но с тех пор Тарасова, почти буквально нависающая над западной частью парка из-за прихоти рельефа, стала крестьянским, или русским, «лицом» имения, которое со временем стремилось стать все более национальным.

Ермолай Есаков, конечно, идеализирует быт крестьян и создает жанровую композицию встречи крестьянки и военного (С.П. Лукина), поблизости изображены Софья Владимировна и Наталья Петровна. На рисунке заметен также грот-колодец на склоне, сбегающем к Пялье.

Поэтому Тарасова удостоена Лукиным особого пункта (№ 7). Лицом усадьбы она остается и до настоящего времени, хотя, разумеется, за красоту деревни, превратившейся по причине постройки здесь многоэтажных домов в «полугород» с неизменными хрущевскими пятиэтажками, уже давно никто не отвечает.

Сразу за деревней почтовый тракт брал резко влево, уступая место показательной пашне, и приводил к Большому трехарочному мосту, придававшему въезду в Марьино особую торжественность, слегка напоминая Бленем — английское поместье герцога Мальборо, где главная зрительная ось проходит от колонны к дому через трехарочный мост. Кроме всего прочего, надежная переправа требовались для того, чтобы избежать изоляции усадьбы весной во время бурного разлива реки Пяльи, служившей восточной границей английского парка.

Вид на Марьино от деревни Тарасовой

Характер этой реки коварен. Своим своенравием она близка горным потокам. Исток находится почти у Жаровского озера, расположенного на южной границе владения. Далее она пересекала несколько лесных дач, изрезанных ручьями и речками и наконец впадала в Тосну около Тарасовой.

Каждую весну Пялья разливается, устраивая необыкновенное зрелище и доставляя неприятности окрестным обывателям, неосмотрительно построившим дома слишком близко к реке. Проект моста создавался непросто (несчастливый, тринадцатый, пункт в «списке Лукина»).

Архитекторы провели огромную исследовательскую работу, изучив, в частности, парижские мосты. Любопытно, что в их число попал тот самый мост Людовика XVI, ведущий на остров Сите в Париже и упоминаемый в дневнике княгини Натальи Петровны. Марьинские архитекторы, в частности Христиан Мейер, создали множество вариантов (наиболее экзотический — с китайской беседкой в центре моста). В результате остановились на трехпролетном сооружении, его проект был готов уже к весне 1814 года, и мост, конечно, предполагался каменным. Постройка из «вечного» материала кажется логичным и рассудительным решением. Но все же первоначально мост сделали из дерева с имитацией кладки. И лишь впоследствии средства позволили Строгоновым сделать более прочную переправу.