Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904-1940 - читать онлайн книгу. Автор: Август Кубичек cтр.№ 23

Когда я думаю о тихом доме, в котором вырос Адольф, и вспоминаю, какое политическое давление на него оказывали, у меня всегда перед глазами встает одна и та картинка: вертящийся смерч, в центре которого есть абсолютно безветренное и спокойное место, и это спокойствие тем глубже, чем сильнее бушует смерч. Рассматривая политический генезис такой необыкновенной личности, как Адольф Гитлер, внешние воздействия следует отделять от внутренней предрасположенности, так как, на мой взгляд, последняя имеет гораздо большее значение.

В то время многие молодые люди имели тех же самых учителей, что и Адольф, переживали те же самые политические события, восторгались или возмущались тем, что они видели, и все же заканчивали просто как толковые торговцы, инженеры или директора предприятий и не становились политическими фигурами.

Атмосфера в реальном училище Линца была решительно пронемецкая. Втайне ото всех одноклассники Гитлера были против всех общественных институтов, патриотических речей, династических праздников и деклараций; они были против школьных религиозных служб и участия в процессиях праздника Тела Господня. В «Майн кампф» Гитлер изобразил эту атмосферу, которая была для него важнее самого образования: «Проводились сборы денежных средств в пользу Sudmark и Schulverein ^[4], эту идею подчеркивали васильки и черно-красно-золотые флаги. Звучало приветствие «Хайль!», а вместо австрийского гимна пели «Германия превыше всего», несмотря на предупреждения и наказания».

Борьба за сохранение германской нации в государстве на Дунае волновала молодые сердца; это и понятно, так как немецкой культурой, которая существовала в Австрии, теперь жили и славяне, и венгры, и итальянцы Австро-Венгрии. Линц был в основном немецким городом, далеким от воссоединенных пограничных территорий, но в соседней Богемии постоянно было неспокойно. В Праге не прекращались общественные беспорядки, и там было объявлено чрезвычайное положение. В Линце поднялось возмущение, когда австро-венгерская полиция признала, что не может гарантировать защиту домов немцев от толп чехов, если возникнет такая необходимость.

Будвайс тогда был еще городом с немецким населением, его администрация и большинство депутатов были немецкого происхождения. Одноклассники Адольфа, которые были родом из Праги, Будвайса или Прачатица, подпрыгивали от злости, когда их в шутку называли «богемцами», потому что они хотели быть немцами, как и другие. Постепенно волнения докатились и до Линца, среди населения которого было несколько сотен мирно работавших чехов. Эти люди никогда не были источником неприятностей, но теперь чех из ордена капуцинов по имени Юрасек основал общество чешской культуры «Сокол», начал проводить церковные службы в кирхе Святого Мартина на чешском языке и, кроме того, стал собирать средства на постройку чешской школы. Это вызвало среди населения Линца испуг, и многие люди увидели в деятельности этих фанатичных капуцинов первый шаг к вторжению чешской культуры. Все это, разумеется, раздувалось без всякой меры, но все равно эти действия чехов заронили в сонных жителях Линца чувство какой-то нависшей угрозы, и все они вступили в борьбу культур, которая бушевала вокруг.

«Всякий, кто знает душу молодого человека, поймет, что именно молодые люди с наибольшей радостью слышат призыв к борьбе. Эта борьба приобретает сотню форм… Они являются истинным отражением более масштабной борьбы в миниатюре, но часто ими движут более высокие и искренние убеждения». Это наблюдение Гитлера точно до такой степени, что можно положиться на то, как он описывает свое собственное политическое становление в «Майн кампф». Учителя-немцы в его реальном училище стояли на переднем краю оборонительной борьбы. Учитель истории доктор Леопольд Пётш был активным политиком. В муниципальном совете он возглавлял немецкую фракцию. Он ненавидел многонациональную империю Габсбургов, которая сохранилась для нас сегодня – какой поворот событий – в качестве модели многонационального государства, и говорил от лица молодежи.

«В конце концов, кто может оставаться верным династии кайзера, которая в прошлом и настоящем подчиняла интересы народов Германии своей выгоде?» – спрашивал Гитлер, и с этим его сын, ставший сторонником программы создания единой Германии, сошел окончательно и бесповоротно с пути, начертанного для него его отцом. Когда Адольф терял нить рассуждений в длинных взволнованных монологах – я едва мог проследить за ходом мысли в большинстве из них, – я замечал, что он повторяет одно слово: «империя». Оно всегда возникало в конце длинного разговора, и, если его раздумья о политике заводили его в тупик, из которого он не видел выхода, он всегда заявлял: «Империя решит этот вопрос». Когда я интересовался, кто будет оплачивать расходы по возведению всех колоссальных построек, которые он спроектировал на своей чертежной доске, ответ был: «Империя». И даже на те вещи, которые не вызывали широкого интереса, навешивался ярлык «имперских». Негодные технические приспособления и освещение в провинциальном концертном зале должны были входить в сферу ответственности имперского сценического дизайнера (и после 1933 года действительно появился человек, который именовался Reichsbuhnenbildner). Я помню, что Адольф Гитлер придумал этот термин в Линце, когда ему было семнадцать лет. Даже общества слепых или защиты животных должны были быть «имперскими» учреждениями.

В Австрии слово «рейх» (империя) обычно означало государственную территорию Германии, а жители этого государства назывались «имперские немцы». (Человек, говоривший на немецком языке и не живший на территории Германии, назывался фольксдойч.) Однако, когда мой друг употреблял слово «рейх», он имел в виду нечто большее, чем просто немецкое государство. И хотя он избегал давать свое более точное определение, было ясно, что слово «рейх» содержит в себе все, что мотивировало его политические убеждения, так что оно в действительности было очень емкое.

С той же страстью, с какой он любил германский народ и «рейх», он отвергал все иностранное. У него не было склонности познавать другие страны. Этот порыв, столь характерный для молодых людей с рюкзаками даже в те времена, не находил места в его личности. Даже присущий художнику интерес к Италии у него отсутствовал. Когда он разрабатывал свои планы и идеи для страны, этой страной всегда был «рейх».

В этой бурной «национальной» борьбе, которая была явно нацелена против австрийской монархии, на первый план выступили необычные грани его характера, особенно железная воля. «Национальная» идеология была закреплена в «неизменяемом» участке его мозга. Никакая неудача или движение назад не могли сдвинуть его с нее, и он до самой своей смерти оставался тем, кем всегда был, начиная по крайней мере с шестнадцатилетнего возраста, «немецким националистом».

Та здоровая беззаботность, которая отличает молодых людей, была совершенно чужда ему. Я ни разу не видел, чтобы он просто пролистывал какую-нибудь книгу; все следовало тщательно рассмотреть и изучить, словно это имело отношение к одной из его великих политических целей. Традиционные политические мнения ничего не значили для него: мир следовало преобразовать снизу доверху, все его составные части.