– Потерял форму?! Ты меня удивляешь! Откуда?!
– Что откуда?
– Стрелял ты классно, признаю. И любил пострелять. Но у турника я тебя со школы не видел. Клянусь!
– Это плохо. Спортом заниматься надо. Чтобы много и хорошо работать, нужно быть в форме, – наставительно сказал он.
Настроение ненадолго испортилось. Он был собой недоволен. Никак нельзя сейчас терять форму. Кто знает, что это будет за война и с кем? По голове его ударили, явно застав врасплох. Он был уверен, что случись драка, сколько бы их ни было, голову он им не подставил бы. Это был бы последний, завершающий удар – по голове. Но тогда на его теле остались бы многочисленные кровоподтеки, да и парочка костей оказалась бы сломана. Значит, бил человек, которому он доверял, и в момент, когда он этого не опасался. Надо тренировать реакцию. Сила и ловкость есть, а реакция слабовата, раз по голове получил. Интересно чем? Бутылкой, что ли? Как так получилось? И где?
– Ты домой? – поинтересовался Свистунов, оставив его замечание о пользе спорта без всякого внимания. Они проходили мимо новенькой пятиэтажки, стоящей метрах в десяти за оградой спортивной площадки, на пустыре. – И даже не зайдешь?
– Куда?
– Брось! Забыть ты мог все, но не такую женщину. Она живет здесь.
– Леся?
– Ну да. Первый подъезд, второй этаж, квартира номер пять. Вспомнил?
– Да. Конечно, – соврал он.
– Еще бы! Она уже дома. С работы пораньше ушла. Из-за тебя, наверное, – усмехнулся Свистунов. – Причесаться, подкраситься, стол к ужину накрыть.
– Откуда ты знаешь?
– Про ужин?
– Про то, что раньше ушла?
– Эх ты, Мука! Я же сыщик! Мне и соринки достаточно, чтобы выстроить логическую цепочку. Как она на тебя смотрела сегодня в коридоре! Эти глаза говорили: «Я жду». Какие у нее глаза! – с чувством сказал Руслан. – Это ж не глаза, а поэма! Разве можно отказать, когда она так смотрит? А после того, как ты от Вэри Вэла вышел, порхнула в кабинет к нему, как птичка, и такое у нее было при этом лицо… Сияющее. Оно у нее всегда сияющее, потому что кожа белая, как снег, но в такие моменты особенно. Когда ждет. Она была там ровно пять минут. Отпрашивалась, чтобы уйти пораньше с работы, не иначе.
– Ты считал? И вообще: откуда ты знаешь о пяти минутах? Мы ж с тобой в кабинете заперлись!
– Сказали.
– Ты что, за ней следишь?
Руслан молчал.
– У вас с ней что-то было. Может быть, я… Увел, да? Девушку у тебя увел? Скажи, я знал, что делаю тебе больно, или не знал?
– Да иди ты на…!
Руслан Свистунов швырнул на землю скомканную пачку, в которой оставалось еще несколько сигарет, развернулся резко и широко зашагал прочь. Иван прислушался: почему-то пузырь, в котором были заключены его ярость и сладкое бешенство, в груди не поднимался. Толкнулся пару раз о ребра, закачался, так что его слегка замутило, и повис. Ответить на грубость лучшего друга не хотелось. Он признал свою вину. Следователь Мукаев не должен был так поступать.
…Леся открыла дверь сразу, как только он позвонил. И в самом деле ждала. Руслан оказался прав: отпросилась пораньше с работы, приготовила ужин, собрала на стол, подкрасилась, принарядилась. Прижалась крепко еще в прихожей, просительно заглянула в глаза:
– Ночевать останешься?
Он вспомнил, что детей жена Зоя сегодня утром отвезла за город к своим родителям. Перед ними не будет неловко и стыдно, если он не явится домой ночевать. Но Зоя… Она сейчас в пустой квартире одна. Тоже приготовила ужин, накрыла на стол. Ждет.
– Не знаю. Там Зоя. Дома.
– Что-о?
Она разжала руки, отшатнулась. Воспользовавшись моментом, он, не разуваясь, прошел в единственную комнату, снял пиджак, аккуратно повесил на спинку стула. Было душно. Леся сердито загремела тарелками, бросила:
– Садись, поешь.
Он послушно сел за стол. Леся принесла из холодильника бутылку водки:
– Ну?
Взял со стола рюмку емкости не маленькой, повертел ее в руке, посмотрел сквозь нее на свет, дунул внутрь на невидимые пылинки. Потом глянул на запотевшую бутылку с прозрачной жидкостью: не то. Он что, пил водку? И так много? Руслан сказал: бутылка в сейфе. Ежедневные возлияния. Как странно. Вздохнул и сказал:
– Ты знаешь, мне что-то не хочется водки в такую жару.
– Да ты и в самом деле болен, бедненький, – пропела Леся. – Так чего ж тебе? Вина? Воды?
– Тоник хотя бы есть?
– Что? Тоник?
– Ну да. Или сок. Разбавить.
– Водку разбавить? Тебе?
– Послушай. Внимательно меня послушай, – пузырь закачался внутри, начал потихоньку подниматься к горлу. – Я перенес тяжелую болезнь. Меня ударили по голове и чем-то опоили. Большую часть своей жизни я забыл, остались только какие-то незначительные разрозненные детали. Я изо всех сил пытаюсь их собрать, пытаюсь вспомнить, кто я такой, чем жил, чем занимался, что чувствовал, что думал. И не надо мне без конца напоминать о старых привычках. Тем более не надо иронизировать. Ты женщина, и я этого не потерплю. Да, именно так, – повторил он с уверенностью. – Не потерплю, чтобы какая-то женщина смеялась над тем, что я ослаб и не могу делать то же, что и раньше. К примеру, пить водку.
– Какая-то женщина! Ох, – Леся, стараясь не тронуть помаду, прикрыла ладошкой рот. Обозначила удивление. – Я для тебя какая-то женщина! Да как ты можешь говорить такое, после того как… Ох! – Но потом сдержалась: – Ну хорошо. Так, может, мы с другого начнем? Это-то ты хоть помнишь?
Она подошла, обхватила его горячими руками, наклонилась, страстно поцеловала. Раз, другой, третий. Отстранилась и посмотрела в глаза. Он подумал: «Руслан прав, глаза у нее необыкновенные. Какие выразительные глаза! И как мне нравился такой вот, особый ее взгляд…» Он почувствовал сухость во рту, голова закружилась.
Перед глазами вдруг что-то вспыхнуло, завертелось огненным колесом. После рулетки, блондинки в красном, брюнетки в черном и поцелуев на переднем сиденье дорогой машины всплыло в памяти что-то неприятное. Лицо, да. Женское лицо. Красивая женщина. Но говорит она что-то злое. Кажется, она сделала ему больно. Она сказала что-то такое… Он отстранился, захватил Лесины руки:
– Подожди.
– Что случилось?
– Я хотел у тебя спросить. Перед тем как мы… – он замялся. Головокружение прошло, сердце больше не билось бешено в груди, руки постепенно остывали. А не надо такое говорить.
– Да?
– Ты сядь.
Она отошла, присела на краешек дивана, сложила руки на коленях, как девочка:
– Ну?
– У меня была машина?
– Конечно, была. «Жигули».